Глаза и уши режима: государственный политический контроль в Советской России, 1917–1928

В итоге Постановлениями Коллегии ОГПУ от 22 и 29 июня 1925 года был осужден 81 человек, в том числе 26 приговорены к расстрелу, 34 — к заключению в лагерь, 13 — к ссылке, 3 человека ограничены в проживании, 1 — получил условный срок, дело одного человека отложено, трое освобождено. 21 человека, в том числе 75-летнего Н. Д. Голицына, расстреляли в 23 часа 30 минут 2 июля 1925 года [728].

Начальник Секретного отдела Т. Д. Дерибас перечислял следующие «ликвидированные контрреволюционные организации»: «Орден русских фашистов — террористически-интеллигентную организацию в Москве», «Философское общество» (Ленинград), «Идеалисты — всесоюзную подпольную молодежную организацию бойскаутского типа», «Аргонавты — подпольный кружок симферопольских литераторов, студентов с мистическим уклоном», «Юные Всходы — подпольную юношескую группировку комсомольцев и беспартийных в г. Александрове Владимирской губ. (ученики <…> проводили забастовку вместе с учителями)» и т. д. [729]

В «Докладе по интеллигенции» от 15 февраля 1925 года, подготовленном Секретным и Информационным отделами ОГПУ, утверждалось, что «террористические тенденции среди интеллигенции» заслуживают «сугубого внимания». Якобы «Орден русских фашистов» готовил взрывы зданий Коминтерна и ОГПУ, убийства ряда наркомов, «установление связей с белой эмиграцией». Чекисты заявляли, что арестованные «главари Ордена — братья Чекрыгины, Дворяшин, Галанов и др., несомненно, выполнили бы свои проекты о террористических актах», если бы не были арестованы [730]. Напомним лишь, что глава самой «страшной» из перечисленных организаций — «Ордена русских фашистов» — поэт А. А. Ганин, расстрелянный с шестью «сообщниками» 30 марта 1925 года, был реабилитирован 6 октября 1966 года в связи «с отсутствием в его действиях состава преступления» [731].

Можно констатировать, что действия органов ОГПУ, как и партийных структур, в эти годы отражали внутреннюю неуверенность в прочности советской власти, боязнь стихийных выступлений. По мнению сибирского историка А. Г. Теплякова, до конца 1927 года чекистские сводки фиксировали истинные причины крестьянского недовольства — непосильные налоги, «ножницы цен», произвол местных властей, но позже весь негатив стали связывать с происками классового врага. Одновременно в сводках стало меньше информации по хозяйственным вопросам и гораздо больше пристрастного анализа политической обстановки [732].

К концу 1920-х годов в сводках, записках ОГПУ все чаще появляется фраза о поддержке основной массой рабочих и крестьян политики, проводимой советской властью, что, на наш взгляд, отражало не только реальные перемены, но и необходимость руководством ОГПУ учитывать характер официальных партийных решений. Например, в феврале 1927 года ИНФО ОГПУ писало в докладной записке на имя В. М. Молотова, что «классовая сущность налога была понята всей деревней и основная масса середнячества и бедноты (занимающихся исключительно земледелием) одобряет прогрессивный характер его», а «кулаки и зажиточные <…> всеми мерами пытались сорвать налоговую кампанию». И тут же осторожно указывало, что «ряд особенностей нового налога, некоторое его увеличение по сравнению с прошлым годом, а также наличие крупных недостатков, выявившихся в ходе налоговой кампании, выявили неодинаковое отношение к налогу отдельных групп внутри социальных прослоек деревни» [733]. Следует согласиться с д. и. н. А. В. Барановым, который на материалах Северного Кавказа пришел к выводу, что Полпредство ОГПУ превращалось «по мере свертывания нэпа в весомого актора принятия политических решений» [734], и распространить этот вывод на роль ОГПУ СССР в целом, ибо данная структура была не только нацелена на реализацию партийных решений, но имела и собственные интересы (политические, финансовые), как любое ведомство.

Таким образом, на наш взгляд, информационные материалы ВЧК — ОГПУ в течение 1920-х годов постепенно становились менее объективными (конечно, полностью адекватными реальной действительности они, как и любые другие источники, не были, и быть не могли) относительно политических настроений населения. На их содержание все сильнее влиял ряд субъективных и объективных факторов: враждебное отношение к НЭПу и интеллигенции, идеологические позиции, естественное стремление бюрократической структуры в условиях жесткой однопартийной диктатуры оправдывать в целом действия руководства страны, экономические интересы данной прослойки.