Глаза и уши режима: государственный политический контроль в Советской России, 1917–1928

принять все меры к особо тщательной заделке дипломатической и иностранной корреспонденции, доведя безукоризненность заделки до 100 %. <…> Необходимо в дальнейшем технические улучшения для вскрытия писем, возможная механизация этого дела. <…> Политконтролю учесть, что промедление писем, в особенности городских, должно соответствовать почтовому процессу, не допуская резкой разницы дней налагаемого штемпеля. <…> Политконтролю установить скорейшее, отвечающее технике телеграфного контроля, извещение аппарата телеграфа о задержанных телеграммах, по общей постановке работы Политконтроля и органов НКПиТ уточнить имеющиеся инструкции и наметить порядок просмотра возникающих недоразумений без канцелярской переписки, вместо разрозненных актов и заметок ввести прошнурованную обоими органами книгу для совместной записи органами Политконтроля и НКПиТ о происходящих недоразумениях, книга хранится и записи ведутся в ОПК, изменения и дополнения основных инструкций, утвержденных ОГПУ и НКПиТ, производятся лишь по утверждении Председателем коллегии ОГПУ и Наркомом почт и телеграфов либо их заместителями.

Одновременно комиссия, проявляя заботу о контролерах Политконтроля, предложила ОГПУ «пересмотреть количество заданий, даваемых ОПК на предмет их сокращения в соответствии с техническими возможностями и штатом ОПК» [807].

Но приказы, как это частенько бывает, не могли поменять реальную ситуацию. Политбюро ЦК в 1927 году вновь обратилось к вопросу о Политконтроле. Дважды, 28 и 30 апреля, его рассмотрение было отложено [808]. Наконец 12 мая 1927 года Политбюро при обсуждении вопроса об ослаблении контроля со стороны ОГПУ над работой советских посольств и представительств за границей затронуло и вопросы перлюстрации. Было решено: а) считать необходимым коренные улучшения в работе ОГПУ, связанной с иностранцами и заграницей; рекомендовано придавать работе больше гибкости, а также учитывать политические последствия, вытекающие из отдельных мероприятий в этой области; б) обратить внимание ОГПУ на плохую постановку дела политконтроля за перепиской; в) обязать ОГПУ принять экстренные меры к улучшению постановки работы в этой области; г) создать комиссию в составе Н. М. Янсона и И. В. Косиора для расследования имевших место отдельных инцидентов в области политконтроля за перепиской и выработки мероприятий по наказанию виновных [809].

Местные партийные организации также старались оказывать чекистам поддержку. Бюро Петроградского губкома, часто привлекавшее чекистов к чисткам на предприятиях и в учреждениях города, на заседании 23 марта 1923 года, обсуждая вопрос «О мерах по борьбе с меньшевиками», выработало постановление: «Ввиду усиления деятельности антисоветских партий возбудить перед ЦК РКП и ГПУ Республики вопрос о повышении зарплаты в органах ГПУ <…> рассмотреть вопрос в Президиуме Губисполкома об отпуске из местных ресурсов материальных средств для повышения зарплаты и обеспеченности работников ГПУ. <…> Тов. [П. А.] Залуцкому поручить в срочном порядке просмотреть работников ГПУ и дать туда ряд партийно выдержанных и сильных работников» [810]. 18 августа 1923 года Томский губернский исполком Совета освободил сотрудников ГПУ от расходов по оплате коммунальных услуг [811].

При этом еще раз следует подчеркнуть, что в своей репрессивной политике 1920-х годов ВЧК — ОГПУ руководствовалась прежде всего указаниями и инструкциями партийного руководства. Конечно, какие-то отступления на местах могли происходить в силу определенных субъективных настроений отдельных чекистов. В частности, секретные сводки свидетельствовали об участии работников уездных Политбюро в кампании «красного бандитизма» в Сибири, в беззаконных арестах и расстрелах заподозренных «в контрреволюции» [812]. Выше уже говорилось о враждебном отношении работников ВЧК — ОГПУ к интеллигенции, что, несомненно, отражалось и в их информационных материалах. Вместе с тем для ВЧК — ОГПУ как организации решающее значение имело не мнение кого-то из ее руководящих работников, а решения ЦК РКП(б) — ВКП(б) и его органов: Политбюро, Оргбюро, Секретариата. Показателен в этом плане эпизод, связанный с политикой ОГПУ по отношению к сионистским организациям. 15 марта 1924 года председатель ОГПУ Ф. Э. Дзержинский направил записку своим заместителям В. Р. Менжинскому и Г. Г. Ягоде. Он писал:

Просмотрел сионистские материалы. Признаться, точно не пойму, зачем их преследовать по линии их сионистской принадлежности. Большая часть их нападок на нас опирается на преследование их нами. Они, преследуемые, в тысячу раз опаснее для нас, чем не преследуемые и развивающие свою сионистскую деятельность среди еврейской мелкой и крупной, спекулирующей буржуазии и интеллигенции. Их партийная работа для нас вовсе не опасна — рабочие (доподлинные) за ними не пойдут, а их крики, связанные с арестами их, долетают до банкиров и «евреев» всех стран и навредят нам немало.