Глаза и уши режима: государственный политический контроль в Советской России, 1917–1928

Эта система не имела никакой правовой основы, а опиралась лишь на секретные инструкции и решения высших партийных органов, Политуправления РККА и ВЧК — ОГПУ. Информация, поступавшая по каждому из этих секретных каналов, имела свои специфические особенности. Партийные и военно-политические чиновники стремились показать в целом успешность своей агитационно-пропагандистской работы по повышению сознательности «трудящихся масс» при наличии, конечно, «враждебных и несознательных элементов». Органы ВЧК — ОГПУ, по нашему мнению, тяготели к сравнительно большему упору на изображение теневых сторон советской действительности, опасности роста контрреволюционных группировок, подчеркивая тем самым свою нужность и полезность. Постепенно, к концу 1920-х годов информация ОГПУ начинает все больше учитывать политические позиции и установки руководства страны.

В целом же система политического контроля над населением располагала огромным количеством реальной информации о настроениях всех социальных групп по профессиональным и территориальным параметрам, об отношении населения к различным аспектам духовной, экономической и политической жизни. Вместе с тем в рамках системы не существовало какого-либо серьезного объективного социологического анализа собираемой информации. Люди, занимавшиеся ее обработкой, на высших этажах системы в значительной мере выступали в качестве регистраторов, сводивших воедино поступавшие к ним сведения. Таким образом, выводы, попадавшие в сводки различной степени важности вплоть до самых секретных, не являлись результатом серьезной статистической обработки, а базировались иногда на суждениях отдельных руководителей партийных комитетов, военных политорганов, ВЧК — ОГПУ и даже на высказываниях отдельных лиц, понравившихся работникам информационных служб. Однако сама полнота информационного материала в некоторой степени оправдывала серьезные недостатки, связанные с ее обработкой, и превращала систему политического контроля в один из самых важных и достоверных источников о реальных настроениях и причинах тех или иных поступков миллионов людей.

Часть III. Политконтроль и российская повседневность. 1918–1928 годы

Газетные, журнальные и книжные публикации, отчеты и доклады партийных, советских и хозяйственных организаций в Советской России проходили все ступени постепенно растущей цензурной лестницы — от «внутреннего редактора» до официального цензора Главлита, от руководителя партячейки до генсека. Ежедневный «Вестник крестьянской почтовой информации», являвшийся источником материалов для провинциальных газет, в феврале 1928 года сообщал о снижении розничных цен в кооперативной торговле на ситец и подсолнечное масло, успехах хлебозаготовок и поддержке их крестьянами, строительстве заводов сельхозмашиностроения и других столь же радостных событиях, ни словом не упоминая массовое недовольство отсутствием товаров и методами хлебозаготовок [827].

Официальная печать, в определенной степени отражая реальную действительность, вместе с тем имела постоянную «сверхзадачу» воздействовать на умы читателей в нужном направлении. Она должна была убеждать граждан в коренном превосходстве советского строя над всеми существовавшими и существующими в мире политическими системами, в их, граждан, постепенно растущем экономическом благополучии и неуклонном движении советского общества к духовному идеалу. Критикуя те или злоупотребления властных структур (бюрократизм, взяточничество, халатность и т. п.), средства массовой информации стремились одновременно показать, что эти явления — результат происков «классового врага», наследие «проклятого прошлого», «темноты и несознательности масс», «перерождения» отдельных членов партии под воздействием «мелкобуржуазного окружения» и других, генетически чуждых самой сущности советского строя, отвергаемых и постепенно изживаемых им по мере роста успехов социалистического строительства. Поэтому судить по всем этим источникам о реальном отношении населения к экономическим, духовным и политическим проблемам весьма сложно.

В отличие от них материалы политического контроля должны были создавать для ограниченного круга лиц подлинную картину советской повседневности в самых различных ее аспектах. Подчеркнем, что «политические настроения» понимались аппаратом власти крайне широко. Это было связано с тем, что люди, пришедшие к руководству страной в октябре 1917-го, мечтали полностью преобразовать не только экономические и политические устои общества, но и переделать самого человека, отрегулировать в соответствии с коммунистическими идеалами его сознание, психику, сформировать нормы поведения. Отсюда же постепенная выработка идеологического стереотипа «настоящего советского человека».