Глаза и уши режима: государственный политический контроль в Советской России, 1917–1928

22 марта 1925 года газета «Беднота» всю первую страницу отдала статье «Осторожнее с зачислением в кулаки» о хозяйстве крестьянина Б. Д. Бочкина с хутора Куракина Бельского уезда Смоленской губернии. Семья Бочкина из 12 человек владела 23 десятинами земли (25,13 га), 15 дойными коровами, 3 рабочими лошадьми и рядом подсобных промыслов. Б. Д. Бочкин, закончив рассказ о своем хозяйстве, обращался к читателю: «Интенсивник я или кулак?» [898] Линия Калинина — Смирнова была поддержана в марте 1925 года сессией ЦИК СССР, постановившей: «Старательное крестьянство при правильном отношении к нему местных властей должно во всей своей массе сделаться еще более прочной опорой Советской власти. Сессия предлагает местным органам власти наблюдать за тем, чтобы не происходило смешения старательного, культурного и хозяйственно-крепнущего крестьянина с кулаком» [899].

Наконец, член Политбюро Н. И. Бухарин 17 апреля 1925 года, выступая перед активом московской парторганизации, заявил: «В общем и целом всему крестьянству, всем его слоям нужно сказать: обогащайтесь, накапливайте, развивайте свое хозяйство и не беспокойтесь, что вас прижмут. Мы должны добиться того, чтобы у нас и беднота возможно быстрее исчезла, переставала быть беднотой» [900]. Но лозунг «Обогащайтесь!» был воспринят как проявление «кулацкого уклона», и Бухарину пришлось вскоре признать его ошибочность.

На местах власти, как правило настроенные антинэповски, преследовали крестьян, стремившихся улучшить тяжелые условия своего быта. Яркую картину такого положения нарисовал в письме кандидату в члены ЦК ВКП(б), управляющему ЦСУ СССР В. В. Осинскому (Оболенскому) тот же П. С. Парфенов. Сюжетом письма стало обсуждение крестьянами во время его пребывания в родном селе статьи В. В. Осинского «Американский автомобиль, или Российская телега», опубликованной в трех номерах газеты «Правда», с призывом ускорить автомобилизацию России, пересесть с крестьянской телеги на автомобиль [901]. П. С. Парфенов сообщает, что, подтвердив у него подлинность написанного автором, собравшиеся стали спрашивать: «Как в Америку переселиться? Хотя бы пожить в батраках». А затем в личных разговорах (по словам П. С. Парфенова, это были самые передовые крестьяне) откровенно объясняли такой выбор. Кондрат Котляренко, председатель сельхозтоварищества и бывший ответственный секретарь партячейки, сказал: «Чудак этот Осинский! Предлагать для мужика автомобиль. <…> Когда я не могу выстроить себе новый дом <…> а райком считает, что я и без того окулачился, и приказал уволить батрака». Председатель маслоартели Зубов: «Тут велосипед нельзя завести. <…> Разве мне не ставят на вид на каждом почти собрании, что я купил себе граммофон, что я — буржуй».

Далее П. С. Парфенов пишет, что «признаками для лишения гражданских прав признавались не только случаи найма батрака, но „хороший дом“, наличие сельскохозяйственных машин, „еда на тарелках“ и вообще все признаки крестьянской опрятности и достаточности и даже самый „дух“ состоятельной крестьянской собственности». Родных самого П. С. Парфенова, председателя Госплана РСФСР, лишили избирательных прав за то, что в новом доме, построенном по его совету и на его деньги, была сделана теплая уборная. Обвинение было сформулировано следующим образом: «Такой дом (четыре комнаты) и, главное, сортир в дому могут строить только буржуи» [902].

Во многих районах страны даже в середине 1920-х годов доходы крестьян оставались крайне низкими. Само деление на бедняков, середняков и зажиточных выглядело крайне условным. По данным, представленным к заседанию Ленинградского городского комитета ВКП(б) 4 января 1927 года, годовой чистый денежный доход бедняцкого хозяйства Северо-Западной области составлял 73 рубля 50 копеек, полусередняцкого — 169 рублей 10 копеек, середняцкого — 304 рубля, зажиточного — 441 рубль 74 копейки. Таким образом, даже зажиточный крестьянин имел в месяц менее 37 рублей дохода, т. е. находился на уровне наиболее низкооплачиваемых городских жителей. Не случайно бюро горкома отмечало, что «у крестьянства свободный остаток денежных средств крайне незначителен и говорить об усилении налоговой тяжести для деревни пока не приходится» [903].

Анализ 407 деревенских писем за сентябрь и декабрь 1925 года показал, что 85,4 % респондентов, упоминавших свое экономическое положение, считали, что их уровень жизни понизился по сравнению с прошлым [904].