Глаза и уши режима: государственный политический контроль в Советской России, 1917–1928

В результате борьбу с оппозиционными политическими группами правящая коммунистическая партия продолжала вести прежде всего полицейскими, силовыми методами. В частности, в 1924 году прошла широкая кампания арестов меньшевиков. Выше уже упоминалось о «чистке вузов» 1924 года, которая проводилась под руководством органов ОГПУ; об арестах сионистов и т. п. Одновременно «неблагонадежный элемент» различными способами (увольнение, высылка, аресты и т. п.) удалялся и с промышленных предприятий. Например, при обследовании Трубочного завода в Ленинграде инструктор губкома партии в апреле 1924-го отмечал, что «после Кронштадтского мятежа было несколько политических чисток, вследствие чего завод принял более или менее советский характер» [1209].

Тем не менее и в последующие годы, хотя и гораздо слабее, деятельность различных оппозиционных политических групп периодически была видна. В начале 1926 года в Ленинградский губком партии были переданы листовка «Вера. Надежда. Любовь. X заповедей русского человека», подписанная монархическим Союзом спасения Родины, обращение «Группы демократической молодежи» и копия анархистской прокламации, наклеенной на станции Молосковицы Кингисеппского уезда [1210].

Первая из них призывала сплотиться вокруг великого князя Николая Николаевича и лозунга «Долой коммунистов! Да здравствует Русская Христианская Власть!» [1211]. «Группа демократической молодежи» утверждала необходимость создания Организации «Свободного развития молодежи» вместо «отжившего комсомола». Обращение утверждало, что «полная демократизация в этой организации и культурное развитие смогут дать нам подлинных строителей свободного бесклассового общества, а не политначетчиков из комсомола» [1212]. Наконец, прокламация анархистов говорила о том, что «царству лжи и обмана должен наступить конец» [1213]. Конечно, сами по себе эти обращения не представляли серьезной политической опасности для власти, но они отражали не просто существовавшие политические настроения, но и стремление к доступным формам борьбы с ненавистным режимом. К тому же власть пугало, что в случае каких-то стихийных выступлений такие группы могли стать кристаллизаторами организованного движения, предоставляющими массам свои лозунги и руководителей.

Разноголосица политических настроений на протяжении 1920-х годов звучала и внутри основных опор режима: армии, ВЧК — ОГПУ и коммунистической партии. Выше мы уже писали о постоянном наблюдении, которое вели политорганы и Особые отделы за рядовым и начальствующим составом Красной армии; о тщательной фиксации антиправительственных и антикоммунистических высказываний.

Во время хлебозаготовительной кампании в начале 1928 года, угрожавшей вылиться в новый политический кризис, органы политического контроля отмечали, что «красноармейцы-крестьяне в выявлении своих настроений были весьма активны», а приходившие в армию письма часто содержали просьбы «вмешаться», «прекратить насилие», «расправиться с коммунистами». Еще одним тревожным сигналом для руководства было то, что «курсанты полковых школ и младший начальствующий состав не высказали большой политической сознательности». «Овладеть настроениями красноармейцев и краснофлотцев» политическому аппарату удалось не только путем «разъяснительной работы», но и применив «изъятие наиболее злостных элементов кулачества», т. е. арестовав тех военнослужащих, которые «проявляли „крестьянские настроения“ более активно» [1214].

Политические разногласия существовали и внутри самой РКП(б) — ВКП(б) как части российского общества. Традиционные работы по истории коммунистической партии преподносили это как результат оживления «капиталистических элементов, мелкобуржуазной стихии», личных амбиций отдельных руководителей (Троцкого и др.), введения «в заблуждение» части коммунистов и т. п. [1215] Данные политического контроля позволяют увидеть на уровне рядовых членов партии стремление к самостоятельному осмыслению собственных наблюдений над окружающей жизнью и попытки открыто выразить свою позицию.

Для части коммунистов настоящим шоком стал переход к НЭПу, предавший забвению, по их мнению, подлинные революционные лозунги. Госинформсводка от 12 января 1922 года содержала сообщение из Псковской губернии о массовом выходе из партии «вследствие отрицательного отношения к новой экономической политике» [1216]. Идеалистов, вступавших в партию на гребне борьбы за переустройство старого мира, тяготили разгул бюрократизма, возвращавшееся чинопочитание и другие признаки привычного государственного механизма. Слушатель Института красной профессуры и одновременно студент Московского высшего технического училища, сам читавший лекции в Коммунистическом университете имени Свердлова и в ВЧК, бывший политработник Красной армии и подпольщик И. И. Литвинов записал в своем дневнике в 1922 году: