Глаза и уши режима: государственный политический контроль в Советской России, 1917–1928

Во-вторых, внутри страны оставались миллионы людей, не признававших незаконную, по их мнению, власть большевиков. До середины 1920-х годов продолжали действовать отдельные группы и организации меньшевиков и эсеров, имевшие свою социальную базу. Стремление большевиков расколоть Русскую православную церковь (РПЦ) и ослабить все конфессии, продолжавшиеся репрессии священнослужителей, закрытие церквей при заводах и учреждениях вызывали протесты широких слоев населения.

Хотя переход к новой экономической политике, замена продразверстки продналогом были провозглашены в марте 1921 года на X съезде РКП(б), реальные последствия НЭПа население Москвы и Петрограда почувствовало не раньше 1922 года, а большая часть населения в других районах страны только к середине 1924 года. Жизнь миллионов людей в 1920-х оставалась крайне тяжелой. По данным ОГПУ, в 1923 году голод сохранялся в 32 губерниях, при этом в 15 губерниях голодало до 30 % населения [343]. Неурожай 1924 года охватил территорию с населением около 50 миллионов крестьян и привел к голоду 1924–1925 годов примерно в 20 губерниях с населением более 12 миллионов человек [344]. Среди крестьян широкой поддержкой пользовалась идея создания Союзов трудового крестьянства (СТК) — как выразителей и защитников их интересов. ОГПУ информировало руководителей страны, что на 1924 год 2152 предприятия остаются закрытыми, жизнеспособны только 1974 из всех предприятий Советского Союза, работает лишь половина угольных шахт.

В 1925 году крупная промышленность произвела всего три четверти от довоенного объема продукции. Крайне тяжелыми оставались жилищные условия большинства рабочего населения. В 1924 году около 60 % рабочих Одессы страдали туберкулезом или малокровием. Медицинское обследование, проведенное в мае 1928 года на комбинате «Красный Перекоп» (Ярославль), выявило среди рабочих до 20 лет всего 21,6 % здоровых. Остальные 78,4 % болели анемией, респираторными, нервными и глазными заболеваниями [345].

Наконец, само пребывание у власти людей, уверенных в том, что только их взгляды, их понимание марксизма может привести Россию, а в будущем и весь мир к «царству социализма», а также полученный ими опыт в годы Гражданской войны приучали рассматривать оппонентов как непримиримых врагов. Выдающийся философ и общественный деятель Б. Рассел после посещения Советской России в мае — июне 1920 года и бесед с В. И. Лениным, Л. Д. Троцким, А. М. Горьким, А. Блоком писал:

Опыт пребывания у власти неизбежно меняет коммунистические теории, и люди, контролирующие государственную машину, вряд ли будут иметь те же взгляды на жизнь, что они имели, когда были в положении преследуемых. <…> Страна становится похожа на необыкновенно увеличенный иезуитский колледж. Любое проявление свободы запрещается как «буржуазное», но там, где нет свободы мысли, интеллект чахнет — этот факт непреложен. <…> Армия шпионов, готовая донести о любой тенденции к политическому недовольству и посадить в тюрьму его подстрекателей, — такова реальность системы, все еще открыто заявляющей, что она правит от имени пролетариата. <…> Как наша администрация в Индии, они живут под страхом народных восстаний [346].

Переход к НЭПу, допуск, пусть даже ограниченный, товарно-денежных отношений и частного предпринимательства, наличие более 20 миллионов крестьянских хозяйств («мелкой буржуазии» по терминологии марксизма) резко увеличивали этот страх перед опасностью стихийных неконтролируемых движений. Поэтому, идя на уступки в экономике, власть одновременно усиливала контроль в сфере политики и духовной жизни, расширяя и детализируя политический контроль.

В данной части речь пойдет о том, как реализовывалось намерение охватить наблюдением самые широкие круги населения страны, по каким каналам оно шло и какую информацию предоставляло.

Наконец, сложные процессы происходили в самой РКП(б). В 1918–1920 годах, по нашим подсчетам, в нее вступило около 800 тысяч человек, а выбыло по разным причинам примерно 400 тысяч человек. В годы Гражданской войны РКП(б) стала военизированной организацией. Летом 1920 года В. И. Ленин писал: «В нынешнюю эпоху обостренной гражданской войны коммунистическая партия сможет выполнить свой долг лишь в том случае, если она будет организована наиболее централистическим образом, если в ней будет господствовать железная дисциплина, граничащая с дисциплиной военной» [347]. Эта вынужденная ситуация приводила в восторг многих партийных лидеров. Еще в 1919 году известный большевик, критик и писатель А. К. Воронский в докладе на собрании Иваново-Вознесенской организации назвал партию «революционным рыцарским орденом» [348]. В 1922 году в статье «Железная когорта революции» Н. И. Бухарин именовал партию «своеобразным революционным орденом», мужественной фалангой бойцов, «в рубцах и шрамах, под славными знаменами, пробитыми пулями и разодранными штыком», которая «идет впереди всех, <…> всеми руководит» [349].