Глаза и уши режима: государственный политический контроль в Советской России, 1917–1928

Подобные сводки составлялись и в связи с дискуссией на XIV съезде ВКП(б). Спецполитсводки готовились местными и центральными органами ОГПУ в течение нескольких недель после смерти Ленина. В 1927 году работники ОГПУ собирали сведения об отношении различных слоев населения СССР к возможности будущей войны; о слухах, циркулирующих в этой связи. В 1928 году, в дни «хлебного кризиса», руководство ОГПУ обязало местные отделы обращать особое внимание на женские очереди, потому что в массовых выступлениях на почве продовольственных затруднений преобладали женщины и органы власти должны были «быть в курсе возможной подготовки инцидентов для их предотвращения» [651]. Еще одним видом спецсводок были сообщения на тему перевыборов Советов. Так, в июле 1924 года 5-я группа Секретно-оперативной части Ленинградского горотдела ОГПУ готовила ежедневно спецсводку «О настроениях рабочих в связи с отчетной кампанией Ленинградского Совета» [652].

Все эти материалы, имевшие гриф «Совершенно секретно», содержали такие сведения о реальных настроениях населения, которые заметно отличались от официальной информации. Информационный отдел ОГПУ, обобщая данные с мест об откликах населения на кончину В. И. Ленина, сообщал о появлении плакатов «Со смертью Ленина умерла его работа», о слухах, что «Ленин якобы говорил» о необходимости «отменить единый налог на крестьян и налоги на торговцев», поэтому «его отравили жиды, стремящиеся захватить власть в свои руки» и т. п. Сводки отмечали «тягу в партию», вернее к партбилету как «гарантии оставления в должности» среди командного состава Красной армии (1924), «недовольство фабкомами и ячейками РКП <…> на предприятиях почти всех отраслей промышленности» (1925), «растущее число выступлений в пользу создания „Крестьянского союза“» (1927), указывали, что «проводниками красного террора на местах (в Сибири. — В. И.) являются Политбюро и милиция» (1921), а «скопление большого количества безработных на биржах крупных городов <…> при наличии высоких цен на продукты питания, слабой посылки на работу и плохих жилищных условий — создает благоприятную почву для антисоветской агитации» (1926) и т. п. [653]

Как обычно, эти сводки отражали сочетание политического контроля с политическим сыском. Рядом с характеристикой собраний по перевыборам Ленсовета на Металлическом заводе в июле 1924 года в сводке была сделана пометка «Группировок и выкриков не замечено» [654]. В докладной записке «О реагировании различных слоев населения СССР на опасность войны», подготовленной ИНФО ОГПУ в 1927 году, отмечалось, что всего учтено «агитаторов-пораженцев» (по неполным сведениям) — 5350 человек. Особо указывалось на выявление группы студентов Тверского пединститута из восьми человек, которая «вела антисоветскую и пораженческую агитацию», выражала возмущение «расстрелом 20» (расстрел ОГПУ в ночь на 10 июня 1927 года 20 человек из числа политзаключенных в ответ на убийство советского посла в Польше П. Л. Войкова. — В. И.) и агитировала не участвовать в демонстрации протеста по поводу убийства П. Л. Войкова. В Южском районе Иваново-Вознесенской губернии, по данным ОГПУ, группа служащих и учителей в количестве 11 человек обсуждала «вопросы нелегального существования политических партий» [655].

Следует отметить, что вне контроля органов ВЧК — ОГПУ не оставалась ни одна социальная, религиозная, профессиональная, общественная группа. Хотя официально политической опорой режима являлись промышленные рабочие, именно их политические настроения становились центром информационных сводок и обзоров чекистских подразделений. Следует согласиться, что это свидетельствовало не только о приоритете данной социальной группы перед другими, менее политически близкими или даже враждебными в глазах власти, но и о наличии серьезных сомнений в политической лояльности пролетариата. Фразы о «недовольстве рабочих исключительно экономическими условиями» нередко соседствовали в одном документе с объяснением причин рабочих волнений «контрреволюционной» или «антисоветской» агитацией.