Глаза колдуна

– Отсюда можно добраться до причала?

– Через перелесок, по тропе. Завернешь у канавы и спустишься на полмили, а там берегом до порта. Недалеко, уж поверь.

– Поверю.

Они говорят тихо, едва слышно: Серлас на выдохе проговаривает свое «поверю» еще раз, чтобы убедить себя. Его не схватят, если он поторопится. Если он будет вести себя тихо. Если он не оступится. Если…

– Почему? – Серлас вдруг оборачивается, чтобы взглянуть Сайомону в лицо. – Почему ты нас выгораживаешь?

Клементина сопит в свернутой кое-как простыне и тоже смотрит на ирландца из Фенита с любопытством. Спокойная, молчаливая.

Сайомон неуклюже переминает с ноги на ногу. Вздыхает.

– Есть что-то в твоем ребенке… – тянет он, глотая звуки. – Не верю я, что такая кроха может вред принести, даже если мать была ведьмой.

– Она не…

– Знаю.

Сайомон кивает и – внезапно, некстати! – кладет тяжелую ладонь Серласу на плечо. Ночь опускается все ниже, тушит огни и глушит все звуки. Хозяин паба, что пригрел незваного гостя с ребенком, кажется теперь еще выше и тучнее.

– Береги ее, Серлас из Трали, – говорит он. – Это доброе дитя.

Серлас не успевает удивиться. За углом, со стороны главной улицы, доносятся беспокойные голоса. Нарастающий топот нескольких пар ног, гул мужского говора, мерцающий свет факелов – все это приближается к пабу. Сайомон сжимает плечо Серласа, стискивает до хруста.

– Беги же, чего стоишь?

Страх, что сковывал ноги, вонзается в сердце. Сер-лас кивает Сайомону на прощание и, не оглядываясь, спешит по темному узкому проулку к забору с прорехой. Дальше, за ним, чернеет в неизвестности лес.

– Все будет хорошо, – говорит Серлас Клементине. Его мысли дрожат нестройным роем, в ушах звенит от собственного сердцебиения. Он спешит покинуть проулок, пересечь хлипкую ограду, преодолеть последние футы, разделяющие деревню Фенит и лес.

Кривая доска поддается сразу же, скрипят ржавые гвозди. Серлас задевает забор ногой, и тот стонет. Только бы не услышали, только бы не успели его заметить. Он так тяжело и громко дышит, что остается уповать на провидение и глухоту его преследователей.

Серлас не знает, как они выглядят, и представляет их с лицами братьев Конноли, с фигурой кузнеца Финниана, с цветом волос Мэйв. Он бежит от новых недоброжелателей, хотя не может быть уверен, что в паб они пришли за ним и Клементиной. От кого ноги его уносят?

За зубьями ограды, как и говорил Сайомон, начинается лес. Тянется вверх по пригорку невысокими пушистыми лапами вереса, переходит в ольховую полосу с колючими иглами терновника. Серлас бежит в спасительную тень деревьев, пробираясь через кусты, на полах плаща у него остаются синевато-черные пятна лопающихся ягод. Узел платка стучит ему по спине, жалкие девять шиллингов звонко отбивают дробь при каждом шаге. Мужчина перехватывает Клементину поудобнее.

– Тише, девочка, – сипло шепчет он, молясь, чтобы ребенок не вздумал вдруг плакать.

Узкая тропинка петляет между стволов высоких, вонзающихся в небосвод деревьев, и Серлас бредет по ней, запинаясь на каждом извилистом повороте. Он снова чувствует себя уставшим почти до обморока; бессилие навалилось на него враз, прямо за забором Фенита.

Нужно признать: он не сможет бегать от призрачной опасности в лице каждого встречного, у него не хватит на это ни сил, ни стойкости духа. Вот почему ему необходимо попасть в Европу. Подальше от сплетен ирландских деревень, от английских солдат, наговоров о ведьмах, несущихся в спину. На материке, говорят, время идет по-другому. И люди там другие.

Серлас замечает овраг – в нем блестит тонким ручьем вода из родника выше – и сворачивает вслед за тропой. К югу, ориентируясь по наросшему на стволы ольхи мху.

В темноте Серласу почти не различить собственных ног и рук, и только тепло, исходящее от уснувшей Клементины, позволяет ему думать, что он не спит. Все окружающее похоже на один из его тягучих непрекращающихся снов: деревья мелькают и мельчают, лунный свет тускло пробивается сквозь их кроны, тело Серласа окутывает влажный и оттого густой холод. И он бежит, снова бежит куда-то, не оглядываясь. От Дугала и Киерана Конноли, от Финниана-кузнеца, от Мэйв, дочери Ибхи. От жителей Трали и Фенита, от собственных страхов. От всего, что он помнит и знает.

Это будет долгий путь. Бесконечные поиски, погоня за призраками, вопросы без ответов. Серлас еще не догадывается, что только начинает свой бег по кругу.

И идет сейчас, с упорством быка, в сторону берега, откуда уже летит ему в лицо соленый ветер.

На зернистой гальке мужчина спотыкается об корягу и падает, впивается коленями в грубые мелкие камешки, сжимает зубы, чтобы не вскрикнуть. Руки инстинктивно обхватывают Клементину покрепче – удержать, оградить от падения. Девочка даже не просыпается, только резко вздыхает, будто видит во сне их стремительный бег вдоль берега.