Глаза ночи

— Да, но когда люди становятся такими близкими, какими стали мы с тобой, очень легко зайти слишком далеко, а потом это становится вовсе не смешно. Я действительно поступаю именно таким образом, Ксавье. Я всегда должна добраться до нелицеприятной правды. Я уже разрушила отношения не с одним человеком таким образом, — добавила она, думая об Уилле и говоря так тихо, что он едва мог расслышать ее, — и особенно с одним человеком.

— Бренвен, я люблю тебя, но я не имею ни малейшего представления, о чем ты сейчас говоришь!

Она ненадолго замолчала, прежде чем спросить его:

— Ты слышал, что ты только что сказал?

— Конечно, слышал, я сказал… — Но по выражению его лица можно было понять, что до него только сейчас это дошло. Рука Ксавье потянулась к горлу, пытаясь расслабить клерикальный воротничок, которого сейчас на нем не было. Он устремил на нее беззащитный взгляд. — Это просто вырвалось. Я не собираюсь извиняться. Но действительно я не собирался пока говорить ничего такого, произносить эти слова. Я ждал.

Бренвен тяжело вздохнула. Затем несколько таинственно произнесла:

— По правде говоря, я в этом ничуть не лучше тебя. На самом деле я гораздо хуже, потому что у тебя есть для этого огромная причина, а у меня нет никакой. Никакого повода вообще.

Ксавье обычно легко следил за ее мыслями, даже когда их разговоры были совсем запутанными, но сейчас он находился в растерянности. Что она хотела, что ей было нужно?

— О чем это ты? Боюсь, что я совсем тебя не понял.

— Близость, Ксавье. Я говорю о близких отношениях. И это совсем не то, о чем я хотела с тобой поговорить. Ты сбил меня с мысли.

Она казалась такой удрученной, сидя на его кровати, а он ни в малейшей степени не чувствовал себя готовым к обсуждению такого сложного предмета. Почти сверхчеловеческим усилием воли Ксавье отложил все это до того времени, когда будет найден ее пропавший друг; он укрепил себя против собственных чувств до такой степени, что даже сейчас не был уверен в том, что он чувствует по поводу своей оговорки. Он решил притвориться, что никогда не произносил этих трех слов. Он вовсе не был уверен в том, что может в данный момент помочь Бренвен, но техника утешения была ему знакома. Он был отлично подготовлен и вспомнил все, чему его учили. Он повторил ее слова:

— Ты думаешь, что ты ничуть не лучше строишь… э-э… близкие отношения, чем это делаю я.

— Ага. — Внезапно это показалось ей очень смешным, и она хихикнула. Хихиканье превратилось в обычный для нее ясный, звонкий, как колокольчик, смех.

Смех стал для Ксавье знаком, которого ему так не хватало. Несмотря на всю свою звонкость, в данных обстоятельствах он был неуместным и граничил с истерией. Он поставил свою банку с пивом на пол и подошел к Бренвен, сел рядом с ней и обнял ее за плечи. Голосом, который заставил бы скалу ответить ему, он сказал:

— Главное, что сейчас происходит — это то, что ты буквально истощена эмоционально.

Бренвен перестала смеяться. Отойдя от грани истерики, она поняла, насколько сильна его рука. На нее можно было опереться, и она так и сделала.

— Да. Именно это я и хотела сказать тебе. Я истощена не физически, просто очень многое произошло. Мне нужно уехать ненадолго, отдышаться. Я собираюсь уехать на несколько дней — и об этом я и хотела сообщить тебе.

— Понимаю. Это, вероятно, неплохая мысль. Куда ты поедешь и когда?

— Я поеду на побережье. Когда я становлюсь такой, как сейчас, мне нужен океан. Но когда, я еще не знаю. Наш фильм о бездомных практически закончен, и я могу безболезненно оставить его в стороне на какое-то время, но у меня есть и другие заботы на студии. Я надеюсь, что все, что мне не удастся отложить, кто-нибудь сможет сделать за меня. Я не буду ничего знать наверняка, пока не попаду завтра на работу. Возможно, я смогу уехать уже послезавтра.

— Послезавтра?

— М… — Бренвен сделала глубокий выдох. Одна мысль, о том, чтобы одной поехать на машине куда-то вдаль, к морю, успокоила и расслабила ее.

Ксавье почувствовал, что с этим выдохом большая часть ее напряжения покинула ее, и придвинулся поближе.

— Это правильно, поезжай, — прошептал он.