Глаза ночи

— Я не собираюсь спорить с тобой. Ты должен просто принять тот факт, что мы не можем больше видеться друг с другом. Если ты не можешь принять это, то… что ж… — Она взяла свою сумочку с кушетки, на которой перед этим сидела. — Я сама возьму пальто и выйду.

— Подожди! — закричал он. Затем обратился к ней уже спокойнее: — Пожалуйста, подожди. Я выслушал тебя, теперь ты выслушай меня.

Бренвен остановилась в дверях, хотя силы, которые она собрала, чтобы пройти через эту встречу, уже почти покинули ее.

— Присядь, — прошептал Уилл. Он видел, как она измучена, и мягко заставил ее опуститься в ближайшее кресло. Он опустился перед ней на одно колено. Его гнев исчез так же быстро, как и появился. — Бренвен, мы были друзьями, не так ли?

Она кивнула и наклонила голову, не в силах поднять глаза.

— Тогда давай продолжим нашу дружбу. Я люблю тебя, но никогда не буду пытаться снова заняться с тобой любовью.

— Я тоже люблю тебя, — сказала она прерывистым шепотом. Она подняла голову. Ее темные, влажные глаза казались огромными на бледном лице. — И именно поэтому ничего хорошего из этого не выйдет. Если мы продолжим наши встречи, это будет просто рвать нас на части. Как бы я хотела, чтобы мы никогда не встретились! Я просто не понимаю, если нам не суждено быть вместе, то почему все это должно было случиться!

— О, Бренвен! — Уилл притянул ее к себе и положил ее голову себе на плечо. Казалось, она вот-вот потеряет сознание. Он считал, что ему самому очень плохо, но, по правде говоря, ей было гораздо хуже. Все это прежнее самообладание и ледяное спокойствие были всего лишь позой. Он покачался, как бы убаюкивая ее. — Я расскажу тебе, что моя мать обычно говорила в таких случаях. Ну, почти таких, как этот. Помнишь, я рассказывал тебе, что все считали ее легкомысленной, но она не была такой на самом деле? Когда мы все были расстроены и плакали, и думали, что наступает конец света, она говорила: «Ты — дитя вселенной, такое же, как деревья и звезды, и у тебя не меньше, чем у них, прав находиться здесь. И хотя тебе, может быть, это и не ясно, вселенная разворачивается так, как и должна». Я думал, что она сама это придумала, но это было не так. В оригинале фраза гораздо длиннее. Ее написал тот знаменитый Неизвестный автор.

Бренвен отстранилась от него, и ее губы задрожали, когда она попыталась улыбнуться.

— Это чудесно. Я запомню это… это действительно заставляет почувствовать себя лучше. Я думаю, что глубоко внутри ты должен быть очень похож на свою мать.

— Могло бы случиться и гораздо худшее! — Уилл встал на ноги и помог Бренвен подняться с кресла. — Ты взволнована. Останься ненадолго. Я сделаю кофе, приготовлю что-нибудь поесть. Ты почувствуешь себя лучше. А потом я отвезу тебя домой в твоей машине. Я всегда смогу вернуться назад на попутной или доехать на автобусе или еще как-нибудь.

— Нет. Мне действительно пора уходить. Я не выдержу, если останусь у тебя еще на какое-то время. Я остановлюсь где-нибудь по дороге и выпью кофе. Со мной будет все в порядке.

Она попятилась от него, огромные глаза блестели от слез, которым она не давала пролиться, их зеленоватая синева потемнела изнутри точно так же, как темнеет море при приближении штормовых облаков.

— Мы остаемся друзьями, — настойчиво повторил Уилл, надевая на нее пальто. — Ничто и никогда не сможет изменить этого.

Бренвен посмотрела на него через плечо с немой мольбой. Штормовые облака почти полностью затянули морскую синеву глаз. Медленно, не говоря ни слова, она просто покачала головой: Нет.

Уилл открыл дверь и в беззвучной агонии наблюдал, как она шла по ступенькам, а затем по дорожке к своей машине. За все то время, что знал ее, он никогда не видел, чтобы она ходила так медленно, как будто бы каждый шаг доставлял ей мучительную боль.

«Это не закончится, пока это все не закончится, — подумал Уилл, — а я сдамся очень, очень нескоро!»

Это был один из тех редких случаев, когда Джейсон находился дома уже две недели, и он оказался достаточно наблюдательным, чтобы заметить, что его жена была непохожа сама на себя. Она сказала, что хорошо себя чувствует, хотя несомненно выглядела нездоровой. Его всегда волновало, когда ее хрупкие кости прижимались к его твердому телу, когда он сжимал их в руках, и это продолжало и сейчас возбуждать его, но на этот раз он ощутил какое-то отличие. Изгибы ее тела уже не были такими, как раньше. Он заметил это вчера вечером, когда, как обычно, занялся с ней любовью сразу же после возвращения домой. А за завтраком, сидя напротив него за столом, она выглядела больной, черт побери, даже если и отрицала это.