Меня интересовали семейные детали Сайида Рахмана. Ход моей мысли был таким: если предположить, что Рахмана убил тот же извращенец, что потом изуродовал тело Арлингтона, и если этот извращенец был похож на Рахмана, то не следует из этого, что искомый извращенец был родственником Рахмана?
— Хороший вопрос, — ответил мне Гибсон. — Я точно знаю, что у него нет братьев. Только две младшие сестры. Отец у него совсем пожилой, так что с Сайидом его не спутаешь, если вдруг кто-то намекнёт на инфантицид. Я поговорю с семьёй, хоть это будет нелегко: они только что потеряли сына и брата, а тут ещё и тело пропало из нашей юрисдикции. Учтите, что по мусульманским традициям они должны были его похоронить со следующим закатом солнца. Сами понимаете, мы там не самые желанные собеседники. Все госпитали, морги и свалки — в состоянии боевой готовности, если кто-то обнаружит тело Рахмана. Но пока — никаких новостей. В общем, попытаюсь установить, есть ли двоюродные, троюродные братья, дяди или даже просто чужие люди внешне похожие на Сайида.
Я, конечно же, не слишком надеялся на эту версию. Если мы и имели дело с доппельгангером, то скорее всего это был вариант не родственных связей, а случайного сходства.
Пока я разговаривал с Гибсоном, на пороге моего кабинета (если комнату размеров десять на двадцать футов можно так назвать) замаячили Хендерсон и Патель. В руках у них были папки с фотографиями с мест преступлений и свежепроизведёнными копиями документации, включавшей перевод предсмертного письма Арлингтона, который, как оказалось, лежал на столе у Смеда, пока я унизительным образом продирался через французский оригинал. Хендерсон был моего возраста рубаха-парень из юго-восточного Лондона, фанат «Милволла», любитель пива и индийской еды, а также гордый отец троих детей. Патель был старше нас обоих, британский индиец, который родился в семье эмигрантов из Гуджарата в самой гуще Ист-Энда и оттого время от времени срывался на шокирующий кокни, забывая половину согласных и необходимость правильного употребления прошедшего завершённого времени.
Хендерсон рванул с места в карьер.
— А предварительного материала не густо. Я бы даже сказал, отвратительно мало.
— То есть, начинаем фактически с нуля, — сказал Патель и покачал головой.
— И с банальной проблемы запертой комнаты, — отозвался Хендерсон.
Застолбив таким образом участок в образе скептиков-пессимистов, оба грузно повалились на стулья и стали разглядывать меня с откровенным упрёком, в котором безо всяких экивоков читалось их непредвзятое мнение обо мне, как о слабохарактерном начальнике, склоняющим выю перед любым ярмом, навешиваемым вышесидящим руководством.
— Дорогие коллеги! — я пытался звучать как можно более оптимистично. Мотивировать, так сказать. Вдохновлять. — Я предлагаю нам всем броситься на массированный мозговой штурм данной проблемы и коллективно, так сказать, командно определить, кто какой вклад может внести в наше общее дело!
— Дело запутанное. — обнадёживающе заметил Патель. — Нужно много и напряжённо думать.
— Давайте размышлять вместе! — радостно воскликнул я, чувствуя себя Смедом, который пытается вправить мозги Дорфу, минус Смедовское чувство самообладания и азарта. Хендерсон и Патель кисло смотрели на меня, явно не разделяя моего фальшивого энтузиазма. — Я вам скажу, что я сделал. Я поговорил с Сюрте и они будут разыскивать Арлингтоновского адресата — Люка. Гибсон из Бетнал Грин выяснит, нет ли у Рахмана похожих на него родственников. А как вы… скажем, вот вы, Виджей, охарактеризуете стоящую перед нами проблему и каковы будут ваши предложения по поводу наших немедленных действий?
Патель сразу поскучнел и посмотрел на Хендерсона. Хендерсон тут же уткнулся в файл.
— Пока картина вырисовывается противоречивая, — нехотя начал Патель. — Я бы не стал так уж сразу притягивать за уши сериального убийцу. Это могут быть два совершенно разных преступления. Естественно, что Арлингтон видел кого угодно, но не Рахмана. Хотя, глядя на стоп-кадры видеокамер, сходство отрицать сложно. Но не настолько сложно, чтобы исключить обычное совпадение. Я думаю, у Арлингтона вообще было очень нездоровое воображение. Старухи какие-то ему чудились, подростки… И он их всех принимал за одного и того же персонажа. Который охотится за какими-то таинственными зашифрованными рукописями. Клинический случай… Несоответствия возникают сразу же. Например, если у Рахмана было перерезано горло, то почему Арлингтон этого не заметил? Швы на животе он подробно описал, а про горло — ни слова? Я имею в виду, если мы на секунду — чисто теоретически — предположим, что Рахман в формате пост-мортем действительно посетил Арлингтона.
Хендерсон тут же оживился и вытащил из файла фотографию.
— Та же самая мысль и мне в голову пришла. Великие умы, что говорится, мыслят одинаково. Вот тут одна фотография, точнее стоп-кадр с камеры слежения на Кёрзон стрит, на которой чётко видно, — он протянул фотографию Пателю. — Наблюдаете? Шарф на шее. Куртка расстёгнута — здравствуй простуда… но шарф тщательно обмотан вокруг горла.