– Дочь, сеньорита. Она не дожила и до года. Я об этом ничего не знаю, – сказал Хуан с сожалением. – Ваш отец недолго оставался вдовцом. Скоро он познакомился с вашей матерью, а через год или чуть больше, они обвенчались.
– Пока ничего особенного ты не поведал, Хуан, разве что мой дед оказался каторжником. Но мой отец не мог отвечать за дела своего отца.
– Конечно, сеньорита. Тут его вины нет. Но дальше...
– Что могло быть дальше, Хуан? – с интересом спросила девушка. – Или ты знаешь что-то такое, что заставило тебя пойти на опасное похищение меня?
– В том-то и дело, сеньорита! А всё дело в том, что та сеньора, что ещё в Сан-Хуане понесла от вашего отца, оказалась, как вы помните, в Понсе. А у неё была репутация очень тёмная, и жители городка не раз пытались сжечь её как непутёвую и опасную для города.
– Как интригующе, Хуан! И что же?
– А то, что у этой сеньоры родилась дочь. И не просто дочь, а мулатка с очень красивым лицом и фигурой. Почти белая, но всё же мулатка с роскошными вьющимися волосами. Это мне её мать говорила, и воспитана была в духе весьма религиозном. По этой причине никак не могла выйти замуж, хотя и женихов было мало. Мать слишком ничтожна и опасна была.
– Господи, Хуан! Не тяни! Говори быстрее!
– Ей было уже много лет, и она подумывала о монастыре, когда её увидел дон Рожерио в одну из своих увеселительных поездок в город. Её красота вскружила ему голову. Он долго обхаживал строгую женщину. Но устоять против такого мужчины она не смогла. Опыта никакого, а дон Рожерио был очень красноречив и обаятелен. Этого от него не отнимешь, сеньорита!
– Когда же это было?
– Чуть больше двенадцати лет назад, сеньорита. Эта несчастная женщина поверила всему, что говорил ей дон Рожерио. А мать этой глупышки ни о чём не подозревала. Она была доверчивой и доброй женщиной.
– Неужели такое может происходить с моей роднёй? Господи, Пресвятая Дева! Спаси и помилуй! Но что дальше было?
– Обычное дело, сеньорита. Она понесла от дона Рожерио, а тот, узнав об этом, отказался от всех обещаний и перестал видеться с ней. Можно только представить, каково было этой несмышлёной и глупой девушке в сорок лет. У неё родилась дочь, но сама она умерла при этом. Возраст, понимаете ли...
– Значит, у меня где-то имеется сестра!? Боже, вот так история! И теперь из-за всего этого я должна была столько времени так страдать?! Боже мой! А отец хоть знал, что у него появилась дочь?
– Трудно сказать, сеньорита. Её мать этого мне не говорила. Но очень просила отомстить, а, главное, обеспечить свою внучку в её будущей жизни. И я согласился ей в этом помочь. И, знаете, что толкнуло меня на это?
Габриэла вопросительно смотрела на юношу и постепенно глаза наполнялись тоской и страхом. Она молчала, боясь вымолвить слово. А Хуан тихо проговорил слишком суровым голосом:
– Помните то утро, когда вы приказали истязать рабыню, разбившую вашу чашку? И не это самое страшное, сеньорита, а то, с какими глазами вы наблюдали за страданиями этой несчастной. А потом её жених, мечтавший создать семью, поплатился жизнью, и никто не усомнился из вас в том, что вы совершаете смертельный грех, жуткое преступление. Преступление перед людьми и перед Богом
Габриэла побледнела, как полотно. Голова склонилась на грудь, дыхание с трудом вырывалось из её груди. Чётко выделялись синяки на этом исхудалом лице. А Хуан молча наблюдал, как что-то перекатывается в её горле, как она по-видимому, переживает услышанное и не может найти оправдание своим поступкам. И вдруг вскинула голову с расширенными глазами, крикнула громко:
– Это не я! Это всё отец! Он меня так воспитал! Это его наследие во мне, моего деда! Что я могла сделать, что противопоставить?!
– Брат ведь совершенно иной, как я слышал, – тихо молвил Хуан, словно этим подтверждая вину Габриэлы.
– Он пошёл в маму, Хуан! Она была слишком добропорядочной, и потому отец не любил её! И я к ней относилась прохладно. И в этом сказывается вина отца. Он постоянно втолковывал в мою голову всякий бред о превосходстве испанцев, об их благородстве и прочей чепухе! Боже! Что же делать?!
Они долго молчали, погруженные каждый в свои мысли.
Глава 21
Два дня Габриэла бродила в отдалении от людей и животных. Ей никто не мешал, никто не задавал вопросов. Хуан изредка поглядывал на неё, вспоминал тот злополучный вечер. Воспоминания продолжали будоражить его юное тело, но одновременно он понимал, что Габриэла слишком порочна по природе и не стоит поддаваться чувствам. Ведь он, по сути, ещё юное создание, ещё хранившее остатки благородства, совести и чувства собственного достоинства.
Он всё рассказал сеньорите. Всё, что мог, не нарушая обещания сеньоре Корнелии. Настойчивые просьбы Габриэлы не сдвинули Хуана с его позиций.