Глаза тьмы

— Значит, Марран хочет, чтобы было больше злых людей?

— Почему?

— Ну ты же сам говорил, что в камень вселяются души плохих людей…

— С тобой невозможно разговаривать, — с досадой перебил Фарат. — Ты задаёшь какие-то глупые вопросы. Ты не должен меня сердить. Я сын атхана и сам буду атханом. Отец взял тебя в наш дом, потому что ты крепкий и здоровый. Ты понравился ему. Он будет относиться к тебе, как к сыну, но атханом после его смерти стану я. А ты будешь моим подданным.

Диннар почувствовал, как на него тяжёлой волной накатывает ярость. Та, от которой темнеет в глазах и хочется всё вокруг себя крушить и ломать…

— Это ты не должен меня сердить, — сказал он. — В замке моего деда со мной так не разговаривали, а если я спрашивал, отвечали. Ты мне не ответил и обвиняешь меня в глупости. По-моему, глупый тот, кто не может ответить на простой вопрос. И чем ты так гордишься? Мой дед — минаттан, а твой отец — всего лишь аттан…

— "Мой дед!" — передразнил Фарат. — Ты уже не в замке своего деда. Да он и не признаёт тебя! Ведь ты неизвестно кто. Человек без отца — это всё равно что безродный. Разве ты не знаешь, что сын наследует своему отцу? Я — сын атхана Саттама. А ты чей сын?

Диннару показалось, что вся кровь ударила ему в голову. Он всегда боялся этого вопроса. В замке деда никто не смел его сердить, а если он спрашивал, ему отвечали. Но на этот вопрос ещё никто не дал ему хоть сколько-нибудь вразумительного ответа. Только та сумасшедшая старуха… Он её терпеть не мог. Она подкарауливала его то у маленьких ворот в стене сада, то в роще огненных деревьев, где он любил бегать. Она всегда твердила одно и то же — "Мой сын… мой сын…" И протягивала к нему дрожащие костлявые руки. Однажды Диннар так разозлился, что бросил в неё камень. Он до сих пор помнил, как брызнула кровь — ярко-красная, словно те цветы, что оплетали садовую ограду. Все их боялись. Их вырастила аттана Диннара. Его мать, которую он видел только на портретах. Такая красивая, что на неё было больно смотреть… Старуха стала вытирать кровь и лишь размазала её по лицу. Диннар почувствовал, как к горлу подступает горячий ком, и разозлился ещё больше.

— Не смей меня так называть! — крикнул он. — Я не твой сын!

— Да-да… — жалко улыбаясь, залепетала безумная. — Сын… Ты так на него похож! Я же знаю, ты сын Танамнита. Я не верила, что он ушёл навсегда… Я знала — он вернётся! Мой сын… Мой сын…

И она снова протянула к нему свои слабые, дрожащие руки. Диннар повернулся и убежал прочь.

— Я слышал, тут появилась какая-то старуха и пугает тебя, — сказал вечером дед.

— Меня никто не пугает, — нахмурился Диннар. — Я никого не боюсь. Она говорит, что я сын Танамнита. Кто он такой?

Дед удивлённо вскинул брови.

— Понятия не имею. Мало ли что может болтать безумец? Не обращай внимания.

Больше Диннар эту старуху не видел. А потом он оказался здесь, в пустынном городе.

— Ну так чей же ты сын? — ехидно прищурившись, повторил свой вопрос Фарат.

Диннар знал только одно — он должен дать ответ. Хоть какой-нибудь.

— Я сын Танамнита, — сказал он.

Фарат уставился на него, разинув рот, и долго молчал. Потом куда-то убежал. Диннар был только рад, что этот назойливый мальчишка оставил его в покое.

Жилище Саттама ему не нравилось. Какое-то обшарпанное подземелье, освещённое тусклыми факелами. На стенах темнели пятна копоти. Горбатая старуха с коротко остриженными седыми волосами отвела его в крохотную комнатушку, где в одном углу было устроено что-то вроде постели, а в другом стоял каменный сосуд, до половины наполненный водой. На ручке сосуда висел маленький черпак.

— Это вода для питья, молодой господин, — сказала старуха. — Если захочешь умыться или искупаться, я отведу тебя в бассейн…

— Я знаю, где бассейн, Фарат мне уже показал… А что, я здесь буду жить?

Диннар с недоумением оглядел узкую полутёмную каморку.

— Да, — ответила горбунья. — Атхан распорядился, чтобы у тебя была своя собственная спальня. И своя прислуга. Я буду служить тебе. Моё имя Сатха.

Голова старухи казалась слишком большой для её тщедушного скрюченного туловища, длинные узловатые пальцы походили на щупальца саввиля, но черты худого, измождённого лица были на удивление гармоничны, а в больших тёмных глазах светились доброта и печаль. Диннар почувствовал смутное раздражение. Эта старуха чем-то напоминала ему сумасшедшую, которая называла его то своим сыном, то сыном Танамнита. Она даже не рассердилась, когда он разбил ей лицо… Ему вдруг захотелось плакать.

— Уродина, — поморщился он.

— Я очень понятлива, господин. У меня ясная голова, а уродливое тело не мешает мне быть хорошей, проворной служанкой. Я умею лечить и знаю много интересного. Ты будешь мною доволен. Со временем тебе здесь понравится. Все восхищены твоей красотой. Потому атхан и принял тебя в свой клан. У тебя будут хорошие дети. У такого, как ты, никогда не родятся уроды. Когда ты подрастёшь и сможешь давать жизнь другим, самые красивые девушки будут твоими. Может быть, ты даже станешь атханом.

— Фарат сказал, что атханом станет он. Ведь он настоящий сын Саттама.