Глаза цвета стали

Я не дал ему развить эту тему, а в пол силы ударил кулаком под ложечку. Насладившись видом его выпученных глаз и мученическим выражением на лице, я медленно отошел в сторону. Адъютант кинулся генералу на помощь, но я незаметно поставил ему подножку, и он растянулся в полный рост у его ног. Бешено сверкая глазами, Воронин кинулся на меня с кулаками.

– Алешин! Не надо! – запоздало выкрикнул полковник, но потом быстро отвернулся, сделав вид, что смотрит в другую сторону. – Только не покалечь генерала…

Ловко увернувшись от выпада кулаков, приложил Воронину несколько раз по почкам.

– Да я не хочу его калечить, – наигранно прорычал я, выхватывая свой зловещего вида десантный тесак, заточенный до бритвенной остроты. – Я хочу его пришить! Колись, ублюдок, что замыслил? Не получилось с консервным заводом, так теперь пытаешься нас погубить другими методами? Я еще не забыл твой приказ расстрелять меня в случае неподчинения!

Сбив генерала с ног, я сел на него сверху и приставил к дрожащему от страха одутловатому лицу нож. Сделал зверское лицо и с новой силой стал выплевывать слова ему прямо в лицо.

– У меня нюх на предателей и стукачей! Можешь угрожать трибуналом сколько угодно, но прежде я выпущу тебе кишки, чтобы посмотреть на их цвет! Готов поспорить на что угодно, что ты не человек, а один из тех гнилых выродков, которые сейчас рвут наших людей в Северном!

– Да что себе позволяете?! – орал генерал, пытаясь меня столкнуть и встать на ноги. – Алешин, ты сумасшедший псих! Вы все здесь посходили с ума! Когда мы распылим основные силы по острову, нас в тот же миг сотрут в порошок. Они этого только и ждут. Полковник! Ваши люди просто банда распущенных ковбоев, не признающих никого и ничего кроме самих себя…

– Да пошел ты! – я вскочил с генерала и отошел в сторону. – Признайся, что ты зол на меня за то, что я трахаю твою жену! Да ты, наверное, просто кипятком писаешь, что у тебя уже давно не стоит, зато твоя любвеобильная вторая половина просто без ума от меня…

– Я тебя сейчас убью молокосос!

Генерал поднялся с земли и схватился за табельный пистолет, но его остановил адъютант, схвативший того за руку. – Не нужно, генерал! Прошу Вас, только не на глазах всей базы!

Бешено вращая покрасневшими глазами, Воронин нехотя убрал руку от кобуры:

– Мы с тобой еще вернемся к этому разговору, сопляк. Постарайся дезертировать при удобном случае, а еще лучше тихо сдохни, где-нибудь в вонючей канаве. Не найдется такого места на этом острове, где бы я тебя не смог достать! Ты совершил величайшую ошибку в своей жизни!

Генерал холодно подошел к полковнику и требовательно протянул руку:

– Сдайте свое табельное оружие. Вы, как и ваш бешеный протеже, теперь под арестом.

– Я так не думаю, – холодно ответил полковник. – Только Совет может меня арестовать.

– В таком случае считайте, что Совет такое решение уже принял. Вы ответите за свое самоуправство и личную инициативу. Уж я постараюсь донести до них правду…

– Твое право, Максим. Этого запретить я тебе не могу.

Стоя в стороне, скрестив руки на груди, я мрачно наблюдал за их перепалкой, постепенно теряя терпение. Это противостояние лишний раз подтверждало древнюю истину: Один человек – цивилизация, два – война. До каких еще пор люди будут такими как раньше? Хочется заорать: ”Дурачье! Але! За нами пришли и уже ломятся в дверь, а вы не можете решить кто главный!”

– Не нужно мне рассказывать о моем долге! – сохраняя ледяное спокойствие, сказал Высоков, все больше багровея от гнева. – Мой долг это изнуряющая работа двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю и не Вам мне рассказывать о нем!

– Ваша, правда, – неожиданно уступил Воронин, с неприязнью посмотрев в мою сторону. – А что до хама Алешина, этот человек совершенно не управляем и очень опасен для окружающих. Его безумие очевидно для любого здравомыслящего человека. Хотя бы не поручайте ему эту важную операцию, а еще лучше поскорее спустите в унитаз, пока он весь мир не заразил…

– А Ваша жена иного мнения и так не считает! – вмешался я, подначивая Воронина.

– Алешин! Ты еще здесь? – не оборачиваясь, спросил Высоков. – Живо догоняй конвой.

Смачно сплюнув, я побежал к ждущей меня машине, в которую запрыгнул одним махом. Мне от разборок офицеров ни жарко, ни холодно. Трибунал мне светит по любому, особенно когда меня признают Обращенным, но пока я командир спецподразделения, меня ни одна собака не станет кусать. Пускай лают, я это переживу, а вот переживут ли они, когда нежить придет сюда и вытащит их за пятки из уютных, теплых кроватей? Мы стоим как никогда близко к краю пропасти, а раздоры ослабляют нас намного эффективнее любого внутреннего и внешнего врага.

– Поравняйся с головной машиной, – приказал я водителю, подхватывая с заднего сиденья свой автомат и куцый ранец, почти затертый до дыр. – Здесь я сойду.

Наш Уазик обогнал БТР и перегородил ему дорогу уже перед выездом у КПП. Схватившись за протянутую руку бойца, я одним рывком оказался на крыше бронетранспортера, который через минуту покатил дальше, подпрыгивая на небольших неровностях раскисшей почвы.