Глаза цвета стали

– Была рада тебя снова увидеть, малыш. Заходи еще, я всегда тебе рада.

– Обязательно зайду. – Мрачно пообещал я, стараясь не поддаваться раздражению.

Находясь не в самом лучшем расположении духа, я едва дождался, пока у меня возьмут образец крови. Медбрат так долго копался с пробирками и вакуумными шприцами, что мне неудержимо захотелось дать ему ногой под зад, чтобы двигался более расторопно. Когда он в очередной раз отвлекся на телефонный звонок, я даже глухо зарычал но, услышав слова ”Да, Светлана Александровна, передам”, я снова принял невозмутимый вид.

– К сожалению, капитан Алешин, мы не сможем Вас положить на обследование именно сегодня. Может быть завтра. Все будет зависеть от результатов, – словно оправдываясь, забубнил медбрат. – Анализы крови мы передадим заведующей. Вас известят в случае чего. Всего доброго.

Выйдя на улицу, я первым делом посмотрел в вечернее небо. Не могу передать охвативших меня чувств. Сначала меня заочно приговорили к смерти, а затем в последнюю секунду спасли. Интересно, что за игру затеяла Светлана? То, что ставки высоки, сомневаться не приходилось. Нужно срочно выяснить, что она затевает. Это должно быть нечто важное, если она готова идти на любую подлость и обман лишь бы не привлекать к себе излишнее внимание Совета. Сейчас же меня душили унижения и бешенство. То что со мной произошло в кабинете Светланы, меня разозлило до глубины души. Единственным моим порывом была месть, а что может быть страшней мести отвергнутого мужчины? Только месть отвергнутой женщины.

Прежде чем начать действовать, я решил заглянуть на огонек к отцу Тихону – смиренному служителю бога – своему давнему другу и духовному собутыльнику. Когда он был в духе не сыскать душевнее собеседника. Но когда он принимал на грудь лишку, чего греха таить, находится рядом с ним, было не то, что неуютно, смертельно опасно. В столь мрачные времена я мог доверится только ему и никому более – всем была известна его неприязнь к ЦОЗу, который он считал рассадником греха и богомерзким культом ученых импотентов. Берлога Тихона располагалась в маленькой церквушке на краю базы, построенной православной миссией еще при царе горохе. Она находилась далековато, так что к святому отцу ходили отпускать грехи только исключительно такие закоренелые грешники как я. Мое начальство святого отца за пьянство и дебош не жаловало, за глаза называя Падшим ангелом. Что же касается моего кругозора – на порядок большего, чем у начальства – я видел в Тихоне настоящего поэта.

Когда я уже начал отчаиваться достучаться до его совести, обшитая железом дверь с огромным крестом, дрогнула и приоткрылась. На меня из темного дверного проема зыркнули два красных от беспробудного пьянства глаза, подозрительно сверля недоверчивым взглядом.

– Гость в дом – черт в дом. Чего приперся, язычник?

– Открывай, святой отец, мне нужна твоя помощь… – начал я.

– Боженька поможет! – буркнул Тихон и захлопнул дверь прямо у меня перед носом.

Оглянувшись по сторонам, я зябко поежился от вида свежих могил, которых еще месяц назад здесь не было. Церквушка находилась на краю старого кладбища, прямо на вершине крутого утеса, уходящего в море. Места дикие и глухие. Случись чего, никто ничего не узнает.

Громыхнувшая ржавыми запорами, дверь медленно распахнулась, пропуская меня внутрь.

– Заходи, только живо. Ходят тут всякие, потом всю ночь кровь с порога счищаешь…

Я пригнул голову, чтобы в полутьме не расшибить ее о низкий потолок. С опаской шагнул в полутьму, пропахшую ладаном и какими-то незнакомыми травами. Из соседней кельи лился мягкий свет от масляной лампы, раздавалось женское бухтение, переходящее в громовой храп. Я посторонился в сторону, пропуская Тихона вперед.

– Ты не один? Немного неудобно… – смутился я.

– Да нет, это Авдотья из вашего родильного отделения на минутку забежала на огонек, – Тихон стыдливо отвел блудные глаза в сторону. – Да ты проходи, чего на пороге топчешься аки грешник у врат чистилища. Все мы люди, все мы человеки со своими пороками.

Дремлющая в углу комнаты на кровати дородная тетка лет сорока проснулась, когда я зашел и, ойкнув, быстро стала накидывать на себя теплую шаль. Рядом с кроватью на низком столике дымила лампадка и стояла опустошенная ровно на половину бутылка с мутной горилкой. Нехитрая закуска: черствые лепешки из муки грубого помола, несколько вялых огурцов c помидорами, немного вяленой рыбы – вот и все нехитрое убранство стола.

– А этому чего на ночь глядя? – зашипела Авдотья, прожигая меня негодующим взглядом полным упрека. – Вот пожалуюсь твоему командиру, расскажу, где ты бродишь по ночам, огребешь неприятностей, Алешин. Отвернись и перестань лыбиться!

Я молча наблюдал, как Тихон собирает свою ”даму сердца” в дорогу: трижды осеняя крестным знамением и с теплотой в глазах передавая в руки старенький автомат АКСу.

– Смотри у меня! – снова сверкнула на меня глазами Авдотья, браво передергивая затвор.