Глаза ворона

Токе глянул вперед, но за спинами толпящихся людей мало что мог разглядеть. Он видел только, что улица расширялась, и, казалось, бесконечные ряды домов обрывались открытым пространством, где все пестрело разноцветными флажками, вывесками, полотнищами шатров и палаток. Оттуда доносился многоголосый гул: кричали, зазывая покупателей, торговцы; шел шумный торг, играла громкая музыка, пели трубы… На подходе к площади все чаще в толпе появлялись иностранцы, выделявшиеся экзотическим платьем, прическами, говором и цветом кожи. Такой пестроты и разнообразия Токе никогда не видел за всю свою жизнь.

У входа на рынок скопление людей еще более уплотнилось. Аркон пояснил, что здесь желавшие торговать должны были уплатить налог. Гайенам пришлось дожидаться своей очереди. Рабов отвели в сторону из основного потока и остановили. Здесь кучка народу окружила двух мужчин и женщину в странных, сшитых из пестрых лоскутков одеяниях и высоких колпаках. На руках и ногах у них позвякивали блестящие бубенчики; лица были раскрашены так, что узоры складывались в веселую или скорбную, хитрую или глуповатую маску. Женщина танцевала и пела, ударяя в бубен. Все вместе разыгрывали представление, заставлявшее зрителей покатываться от хохота.

— Кто это? — спросил Аркона удивленный Токе.

— Мимы. Ну, артисты. Жаль, мы стоим далековато, не слышно, что говорят.

— Должно быть, что-то смешное, — вздохнул парень.

— А девчонка-то — красотка, ты заметил? — азартно шепнул Аркон.

Токе скептически окинул миму взглядом:

— У нее же лицо раскрашено, с чего ты взял, что она красивая?

— Ну, ты даешь! — тряхнул головой бывалый товарищ. — Кто ж на лицо-то смотрит?

Парень не нашелся что на это возразить. Тут к артистам присоединился еще один мим, тоже пестро одетый, но без краски на лице. Сначала Токе не понял, что он делает, и почему толпа встречает его взрывами смеха. Это был церруканец лет двадцати. Его живое лицо быстро менялось, принимая самые разнообразные выражения, будто мокрая глина под рукой гончара. Он медленно обходил зрителей по кругу, останавливаясь то перед одним, то перед другим, и каждый раз преображалось не только его лицо, но и вся манера держать себя, походка, жесты.

Загадочный мим подошел ближе, и теперь Токе увидел, что он, как зеркало, копирует любого, стоящего перед ним человека. Вот он остановился перед лысеющим пузатым купцом, и на худом лице тут же раздулись щеки, появился двойной подбородок, выпятился живот, прищурились и масляно заблестели бегающие глаза… И вот уже точная копия купца, сопровождаемая дружным хохотом, подошла уточкой к следующей жертве: богато одетой женщине в сопровождении двух рабов. Бритый мим кокетливо откинул с лица несуществующие длинные волосы, брезгливо скривил губы, умопомрачительно скосил глаза и, покачивая бедрами, двинулся под аплодисменты дальше… прямо к охраняемой гайенами кучке пленников.

Мгновение, и вот уже перед одним из «псов» стоял, презрительно ухмыляясь, его узкоглазый и плосконосый двойник. Потом настала очередь Аркона. Токе так и прыснул со смеху: задранный кверху квадратный подбородок, широкие плечи, смешливые глаза… Казалось, чтобы добиться полного сходства невысокий мим стал даже выше ростом! Копия Аркона склонила голову чуть набок, вскинула левую руку, пальцами правой перебирая воздух… «Лютня! — тут же догадался Токе. — Но как он мог узнать?.. Ведь любимый инструмент охранного остался, разбитый гайенами, в пустыне!» А мим уже шагнул дальше, и его лицо снова менялось, текло; тело сжималось, плечи становились уже… Если бы не карие глаза и смуглая кожа, Токе мог бы подумать, что он смотрит на свое зеркальное отражение! Даже уши — неужели они и в самом деле настолько оттопыренные? Рабы дружно засмеялись, даже на лицах гайенов появились скупые улыбки. Да, значит, настолько…

Мим вдруг подпрыгнул, сделал в воздухе сальто и замер перед Каем. «Интересно, — подумал Токе, — что будет? Навряд ли миму раньше встречалось такоелицо!» Все еще оставаясь лопоухим северянином, парень вынул из воздуха невидимый меч и стал легко фехтовать с беловолосым рабом, который стоял неподвижно, бесстрастно глядя на мима. Тот, будто убедившись в бесполезности своих попыток, опустил меч, словно в нерешительности, и черты его лица снова поплыли. И вот перед зрителями уже стоял Кай, но вроде бы не совсем Кай. Фигура была несколько мускулистее, лицо более правильным, даже красивым, глаза — самыми обычными, но в них застыло странное выражение: такое же, помнил Токе, было у отца, когда ему пришлось умертвить их лучшую собаку, которую укусил бешеный волк. Двойник поднял несуществующий меч и одним ударом вонзил в грудь оригинала. Толпа ахнула. Кай не шелохнулся, только сказал миму что-то так тихо, что Токе не разобрал.