Глазами богов

…Девочка (Она) вбежала в спальню родителей на крики мамы, которую ругал, – а перед этим, кажется, ударил, – отец, и остановилась в проходе как вкопанная. Папа стоял посередине комнаты, застыв в необычной позе, как статуя. Он как-то странно, тихо и заискивающе разговаривал с мамой, успокаивая её. Она находилась на балконе: сидела на перилах, свесив ноги внутрь лоджии. Её грузное тело покачивалось на узком поручне, готовое в любую секунду перевалиться и упасть. В глазах матери девочка увидела пустоту и безнадёжность. Дочери хотелось окликнуть её, но она (Она) боялась произвести лишний звук, чтобы не спугнуть маму, отчего та могла неосторожно качнуться, потерять равновесие и упасть с высоты восьмого этажа многоквартирного дома, в котором они жили. Отец, не на шутку испуганный тем, что мама может покончить с собой, заплакал и принялся уговаривать её не делать этого. Он скороговоркой просил у неё прощение, извиняясь за тысячи проступков, которые совершил, но мама смотрела на него – или сквозь него – стеклянными глазами, никак не реагируя на его мольбы. Похоже, она уже приняла для себя роковое решение. Отец сделал осторожный шаг вперёд в направлении лоджии – мама расширила глаза и… завалилась назад, исчезнув за балконной перегородкой. Тапочек слетел с её левой ноги и упал, уткнувшись носком в пол, провернулся в пируэте, как пуанта балерины, и лёг вверх подошвой. Отец в отчаянии выбежал на балкон, а девочка (Она) потеряла сознание. Последнее, что она услышала, это хруст сломанных ветвей деревьев (или костей), а затем глухой звук, похожий на тот, когда с большой высоты на асфальт падает мешок с песком…

«Нннннне-е-э-эмммы-ы…»

…Страшный человек в чёрных очках-окулярах и в голубой повязкой на лице тянул Её за голову из какого-то тесного места. Где-то рядом слышался женский стон. При помощи хромированных инструментов он наконец вытащил Её полностью, встряхнул, осмотрел, прихлопнул ладонью по ягодицам, и Она заплакала. Пока он вертел Её в руках, Она успела увидеть свои конечности, и ужаснулась – Её ноги и руки были кривые и короткие, как у новорождённых малышей. И Она заплакала пуще прежнего. Да и вообще, Ей хотелось постоянно плакать и плакать. Когда страшный человек переворачивал Её, Она заметила женщину, лежащую на кушетке; её глаза были закрыты, ноги раздвинуты и согнуты в коленях. Ей захотелось к ней прильнуть, но противный человек в очках отнёс Её в другую комнату, и передал каким-то людям неприятной наружности, сопровождая словами: «она здорова, забирайте». Те, в свою очередь, протянули страшному человеку небольшой пакет, из которого тот вынул несколько пачек банкнот номиналом в сто долларов и принялся пересчитывать купюры. Она заплакала, понимая, что никогда не увидит ту женщину (маму).

Далее всё стало происходить, как при ускоренной съёмке: Она переместилась вместе с чужими людьми (чудовищами) в другое место, где оказалась в операционном зале с белыми кафельными стенами. Там Она длительное время лежала под ярким белым светом многоглазого прожектора на ледяном алюминиевом столе, дрожа от страха и холода. Затем появилось лицо небритого мужчины (зверя). Он нагнулся и посмотрел на Неё, дыхнув в лицо табаком и перегаром. В руке он держал гофрированный шланг от анестезиологического аппарата. Кто-то вне поля Её зрения, приказным тоном велел приготовить контейнер со льдом. И разговор зашёл про печень. По всей видимости, – про Её печень. Говорили ещё о каких-то органах. А потом небритый надел маску на Её лицо, Она вдохнула эфир и начала проваливаться в небытие, ощущая пальпацию на своём животе…

«Ы-ымммм…».

…Мужчина и женщина средних лет сидели на диване и целовались. В доме царила предпраздничная атмосфера: горели две длинные свечи малинового цвета, в углу комнаты разноцветными огоньками гирлянды переливалась рождественская ёлка; из-под нижних ветвей, хитро прищуривая правый глаз и добродушно улыбаясь, выглядывал Санта Клаус; на переносном столике стояли два изящных хрустальных бокала, наполненных красным вином. Любовь и счастье царили и в доме, и в сердцах двух взрослых людей, недавно встретивших друг друга…

Неслышный за спокойной музыкой оркестра Гленна Миллера, звучащей из магнитофона, монотонный гул приливной тридцатифутовой волны, образованной вследствие прорыва плотины водохранилища в двадцати пяти милях от их жилища, отдавался по всей округе трубным завыванием. Волна стремительно приближалась к их любовному гнёздышку, погребая под себя и разрушая всё на своём пути, как вал дробильной машины.