Глазами физика

Этот период моей жизни – с конца 1970-х до конца 1995 года – был невероятно продуктивным. Рентгеновская астрономия действительно находилась на переднем крае астрофизики. Участие в исследовании рентгеновских вспышек подтолкнуло меня к вершине моей научной карьеры. Я ежегодно проводил с десяток коллоквиумов по всему миру: в Восточной и Западной Европе, Австралии, Азии, Латинской Америке, на Ближнем Востоке и во всех уголках США. Меня приглашали выступать на многих международных конференциях по астрофизике, я был главным редактором трех книг по рентгеновской астрономии; последняя из них, Compact Stellar X-ray Sources («Компактные звезды как источники рентгеновского излучения») вышла в 2006 году. Это было пьянящее, поистине замечательное время.

И все же, несмотря на все наши впечатляющие достижения, Rapid Burster до сих пор сопротивляется любым попыткам выведать его глубочайшие тайны. Но я уверен, что в один прекрасный день кто-нибудь из моих коллег разгадает их, а потом, в свою очередь, столкнется с чем-то новым, столь же озадачивающим. Именно за это я и люблю физику. И поэтому в моем кабинете в МТИ на видном месте висит плакат с характеристиками Rapid Burster. Будь то с помощью Большого адронного коллайдера или космического телескопа «Хаббл», физики собирают все больше и больше сведений и предлагают все более и более интересные теории. Одно я знаю наверняка: что бы они ни предлагали, какие бы теории ни разрабатывали, их ждут все новые загадки и тайны. В физике, как я уже говорил, чем больше ответов, тем больше вопросов.

15. Способы восприятия мира

Большинство школьников и студентов ненавидят физику, потому что ее, как правило, преподносят им с помощью весьма сложного набора математических формул. Я в МТИ предпочитаю совсем иной подход, который использован и в этой книге. Я представляю физику как способ видения мира, раскрывающий территории, которые иначе были бы скрыты от нашего взора – речь идет о мельчайших субатомных частицах на просторах Вселенной. Физика позволяет нам увидеть невидимые силы, постоянно действующие вокруг нас, от силы тяжести до электромагнитных сил, и быть начеку, чтобы в подходящий момент лицезреть не только радугу, но и ореолы, туманные радуги, глории, а если повезет, даже стеклянную радугу.

Каждый физик-новатор в корне менял способ, которым мы смотрим на мир. Благодаря Ньютону мы смогли понять и научились предсказывать движения всей Солнечной системы, используя для этого математические методы – вычисления. После Ньютона уже никто не мог утверждать, что солнечный свет не складывается из разных цветов или что радуги не состоят исключительно из солнечного света, преломляемого и отражающегося в каплях дождя. После Максвелла электричество и магнетизм настолько крепко связаны друг с другом, что мне было довольно трудно разделить их, чтобы посвятить им разные главы в этой книге. Вот почему я ясно вижу связь между физикой и искусством; новаторское искусство – тоже новый способ восприятия, новый способ смотреть на мир. Может, вас это удивит, но на протяжении большей части моей жизни я одержим современным искусством практически так же, как физикой; каюсь, у меня любовные отношения сразу с обоими! Я уже упомянул о своей большой коллекции керамики Fiestaware. А еще с середины 1960-х годов я собрал свыше ста произведений искусства: картин, коллажей, скульптур, ковров, стульев, столов, кукол, масок, – и у меня дома уже не хватает пола, чтобы все это расставить, и стен, чтобы все развесить.

В моем кабинете в МТИ доминирует физика, хотя я на правах аренды владею двумя великими произведениями искусства нашего университета. Зато у меня дома, наверное, всего с десяток книг по физике, а вот книг по искусству около двухсот пятидесяти. Мне повезло рано к нему приобщиться.

Мои родители коллекционировали произведения искусства, хотя очень мало знали о нем в интеллектуальном плане. В собирательстве они просто руководствовались своими вкусами и предпочтениями, и этот путь, признаться, иногда заводил их в тупик. Порой они выбирали действительно великие работы, а иногда не слишком, как оказывалось потом, при оценке покупок, так сказать, с высоты времени. Одной из картин, произведшей на меня неизгладимое впечатление, стал портрет моего отца, который теперь висит над моим камином в Кембридже. Это действительно потрясающая вещь. Мой отец был очень интересным человеком – и, как и я, большим упрямцем. Художник, который знал его очень хорошо, великолепно уловил характерные черты отца – его торс и большую, лысую, продолговатую голову между мощными квадратными плечами с маленьким ртом и невероятно самодовольной улыбкой. Но больше всего на портрете выделяются очки: толстые, черные, окаймляющие невидимые глаза, они следуют за тобой по комнате, а левая бровь недоуменно изогнута над оправой. В этом вся суть его характера: он словно заглядывает внутрь тебя.