Глазами художника: земляки, коллеги, Великая Отечественная

Перед батюшкой появляется маленькая юркая фигурка ученика, сторона лица его, обращённая к батюшке, полна смирения и наивности, другая, обращённая к классу, являет полную противоположность. Этот двуликий Янус, выждав время, дерёт руку вверх, терпеливо ожидая батюшкиного внимания:

– Ну, ты что? – говорит батюшка. – Встань, встань, когда обращаешься к старшему.

Ученик, опустив руку, встаёт:

– Я хочу спросить Вас, батюшка, можно?

– Ну, говори, говори…

Ученик мнётся.

– Я, батюшка, насчёт Адама и Евы.

– Эх, куда метнул! – по-гоголевски восклицает батюшка. – Ну и что же тебя интересует?

– Извините батюшка. У Адама с Евой было, кажется, два сына… Каин и Авель?

– Ну, положим, не два, а три, ты ещё Сифа забыл, нужно братец слушать, когда я объясняю уроки.

– Простите, батюшка, вот прошлый раз вы рассказывали, что Каин женился… а на ком женился, не сказали…

Батюшка явно смущён, он не знает, что ответить ученику.

– Женился, женился – слова-то у тебя какие! – говорит он ученику, и карандаш его нервно трещит по зубам.

– Батюшка, я ещё хочу спросить Вас: а что, дети у Каина были?

– Ну, вот что, – говорит батюшка, страшась новых вопросов. – Ты ещё глуп, как я вижу… Вот подрастёшь, поумнеешь, приходи ко мне, мы поговорим…

Переменив место, ученик снова дерёт руку вверх:

– Батюшка, Илья Пророк вознёсся на небо живьём?

Глядя на этого паршивца, батюшка говорит с досадой:

– Мы говорим о святом человеке, а ты «живьём», это тебе не курица.

Под общий смех следует последний и совсем неожиданный вопрос:

– Батюшка, а что, святые люди носили брюки?

Устрашённый гневным видом батюшки, ученик опрометью бросается к дверям. Ребята в восторге, награждают товарища аплодисментами. Пока батюшка, барабаня пальцами о кулак, приходит в себя, к его уху тянется доносчик:

– Батюшка, а батюшка, вон там, смотрите, в углу ребята в карты играют.

– Ну, а тебе-то что за дело? Они тебе что, мешают? – говорит батюшка с досадой.

Азарт скоро приводит картёжников к ссоре и драке…

– Слушайте, ведь я буду жаловаться начальству, вот оно что!

Стращая ребят, батюшка в волнении несколько раз проделывает путь от кафедры к дверям. Стоит ему повернуться к классу спиной, как следует рёв полсотни глоток, повёртываясь, он сразу возвращает мёртвую тишину, наконец, доведённый до крайности, он скрывается в дверях, прячась в коридоре за шкап. Смельчаки, обнаруживая торчащие полы подрясника, издевательски кричат в коридор: «Ку-ку, ку-ку». Багровый, с трясущимися руками, батюшка возвращается в класс с руганью:

– Сволочи базарные, ублюдки, рвань площадная! Вам бы лишь хвосты собакам подкручивать. Прости меня, Господи!

Появление в дверях инспектора оканчивало безобразную сцену, следовала жестокая расправа, но батюшка, движимый безграничной добротой, жалостью, тут же становился ярым защитником пострадавших озорников. По уходе грозного начальства в классе устанавливалась небывалая тишина и порядок. Батюшкины мучители потрясены, а сам он, растроганный смирением ребят, отечески журит жестокие сердца. Батюшка говорил о своей старости, болезнях, и так жалостно, что трогал до слёз даже самых отпетых шалопаев.

Как-то по уговору ребята встретили батюшку мёртвой тишиной, он насторожился, ожидая новую для себя Голгофу. Продолжение этой мистификации взвинчивало ему нервы. Не выдержав характера, батюшка вставал во весь рост и, барабаня пальцами о кулак, торжественно обращался к ребятам.

– Вы что же это снова затеваете мерзавцы? Вам что, неймётся?

Под общий хохот класс невольно оживал.

– Вот так-то оно лучше, – говорил батюшка, удовлетворённо садясь на кафедру.

Под занавес следовал заключительный номер. Первые парты, а за ними и следующие, начинали еле заметное передвижение к кафедре. Под дребезжание звонка, когда урок оканчивался, пять парт наподобие рядов конницы, гарцевали уже перед самым носом батюшки, загораживая ему проход к дверям. Тут заявлялись все изгнанные батюшкой, отчаянно звоня в колокольчик под неистовый топот и свист; наскоро оканчивалась молитва дежурного, и батюшка, орудуя журналом по головам наездников, осеняя себя крестным знамением, старался как можно скорее выбраться из этого ада.

По субботам, обычно на большой перемене, торжественно собирали всю школу в общий зал. Дежурные преподаватели во главе с самим инспектором следили за порядком. Вооружённый крестом и Евангелием, батюшка начинал краткую беседу, объясняя учащимся содержание воскресной службы. Отпетые хулиганы, как правило, собирались возле батюшки под видом целования креста, путались у него под ногами, залезали в рясу, шепотком, боясь инспектора, просили благословения крестом. Батюшка в простоте душевной верил озорникам и безропотно выполнял их просьбы, особенно обнаглевших инспектор нещадно гнал, начиналась беседа:

– Евангелие, которое будет читаться завтра, – произносил батюшка нараспев, растягивая слова, ребята тут же подхватывали всем давно известное продолжение: «Имеет следующее содержание».

– Какое? – обращался батюшка к озорникам.

– А мы не знаем, батюшка, – отвечали они.