Глазами художника: земляки, коллеги, Великая Отечественная

Бюро прогнозов погоды только что сообщило по радио сводку погоды на 19 января. По христианскому календарю этот день назывался Крещение. Просто непонятно, что делается на белом свете. Как правило, в этот день лютовал самый жестокий мороз нашего русского климата. Печи в эти дни топились два раза: утром и вечером. У входных дверей клубы морозного пара, за слепыми окнами небывалые сугробы и пугающие скрипы снега под ногами прохожих. Вся природа разубрана инеем и причудливыми узорами. В нашем детстве самое слово «Крещение» связывалось с необыкновенными морозами и звучало зловеще, говорило о разгаре суровой русской зимы. С вечера вооружившись мелками, детвора, поощряемая взрослыми, всюду ставит знаки креста. Нами перемечалась вся мебель, двери, мы залезали даже под столы и диваны, а в самый день Крещения рано утром лениво просыпались, разбуженные торжественным благовестом. Звон церкви напоминает о празднике, но, к сожалению, он имеет непосредственное отношение к нам, учащимся: необходимо вставать и идти в церковь, а оттуда по окончании службы на реку Ворону, к проруби, именуемой в тот день Иорданью. Если бы обязательство исходило только от родителей, то дело не обошлось бы без проволочек, капризов и слёз, но ты ученик, следовательно, надо торопиться. Грозное начальство в лице инспектора следит зорко, тебя могут отметить в списках, сделать выговор – всё это заставляет подняться без окриков матери. Одеваясь, дрожишь, и не столько от ощущения действительного холода, сколько памятуя о крещенском морозе. На кухне уже гремят заслонками, скоро поплывут в воздухе вкусные запахи пирожков, а тебя не будет. От дома до церкви идёшь весь укутанный, трёт шею противный башлык, ненавидишь его всем существом. Мать готова сверх башлыка повязать тебя ещё и тёплым платком; укутанного таким образом товарищи обязательного встретят тебя насмешливыми возгласами: «Баба пришла!» – или еще обзовут как-нибудь похуже.

В церкви уже полно народу, с трудом пробираешься вперёд, к своим. Первым делом отмечаешься в списках у инспектора и, облегчённо вздохнув, смиренно занимаешь место в густых рядах учеников. Тепло мерцают огоньки лампад, свечей, люстр, поблёскивает золото иконостаса. Незаметно согреваешься после дороги, наблюдаешь окружающее и, запрокидывая голову, добираешься глазами до самых сводов. Тут неожиданный подзатыльник сзади или щипок возвращает тебя в среду товарищей. Трудно отыскать виновников в этой обстановке, вертеться не разрешается. Хорошо, бодро и весело поёт хор, видишь, как изо рта певчих вместе с небесными звуками вылетают струйки пара, будто они курят, выпуская дым. Это развлекает. Левый клирос занят исключительно старичками, любителями церковного пения. Подхватывая слова молитвы у алтаря, они забавно тянут козлетонами кто куда. Их хриплые, разбитые голоса вдруг срываются дискантом, и это смешит. Под влиянием устали и однообразия службы в рядах учеников возникают шалости, тут уж и дремать не следует. Сзади могут незаметно привязать косу или хвост, написать мелом на спине неприличность. Инспектор стоит, по виду охваченный молитвенным настроением, но всё же зорко наблюдает за питомцами. Это заставляет шалунов строить умильные рожицы и время от времени вслушиваться в то, что происходит у алтаря. Ноги вконец затекают, хочется привалиться к чему-нибудь, и рад бываешь, когда порядок службы весьма кстати повергает верующих на колени. Тут можно и посидеть в толпе незаметно, правда, какой-нибудь озорник может опрокинуть тебя навзничь.

Но вот, после длительного затишья, когда во всём храме слышны лишь канитель да сморкание, всё вдруг оживает. Священник и дьякон, читая молитвы, глотают концы слов, певчие поют скороговоркой, все торопятся. Старички левого клироса, приостановив своё пение, усиленно крестятся и переговариваются между собой, укутываясь в шарфы. Всё сулит скорую свободу. Нас выстраивают вновь в ряды и неторопливо выводят из церкви на паперть. Поскольку матери здесь нет, башлык ухарски откидываешь на спину, так он даже красив, напоминает что-то военное. Шапку ломишь на затылок, выпуская чуб, но уже через десяток шагов по морозу форс спадает, мёрзнут конечности, и мороз быстро пробирает до костей. В воздухе всё застыло, ветра нет. Лица взрослых покрываются сосульками. Поднимая воротник, бессознательно лезешь в башлык, распуская сопли, окончательно мерзнёшь до слёз. Хорошо ещё, что нет в рядах гимназисток, им не положено такое испытание.