Глазами маршала и дипломата. Критический взгляд на внешнюю политику СССР до и после 1985 года

Тут выход оставался один. Выработана позиция — отстаивай ее. И не нужно робеть перед руководством. Этому правилу я и следовал. Но оказывалась и поддержка. Такие руководители, как Л. Н. Зайков, В. М. Чебриков, в подобных ситуациях проявляли понимание и по ходу дела умело помогали находить приемлемое решение.

Но случалось и так, что «коса находила на камень».

Масштабные и острые дискуссии в межведомственной группе и в комиссии Политбюро разгорелись в начале 1986 года при непосредственной подготовке проектов директив Для делегации, направлявшейся в Женеву на переговоры по СНВ и ССД. Наиболее принципиальный и острый характер приобрели тогда разногласия по ядерным средствам средней дальности.

Стояло два важных вопроса. Во–первых, о каких средствах вести переговоры: обо всех ССД, размещенных в Европе, то есть ракетах и самолетах с радиусом более 1000 км (позиция СССР) или только о ракетах средней дальности (позиция США). Во–вторых, чьи ядерные средства средней дальности должны учитываться на переговорах: СССР, США, Великобритании и Франции (позиция СССР) или только Советского Союза и США (позиция Запада).

Особенно трудным был второй вопрос. В конце января 1986 года для доклада мнения Министерства обороны и рассмотрения проблемы средств средней дальности я был приглашен в ЦК КПСС к Зайкову, Чебрикову и Шеварднадзе.

Здесь, видимо, надо дать два разъяснения. Во–первых, почему докладывал в таких случаях начальник Генштаба, а не министр обороны? Традиционно считалось неудобным, чтобы по вопросам, вызывающим разногласия, докладывал руководитель, входящий в состав Политбюро. Инакомыслие членов Политбюро не приветствовалось. Считалось, что это могло вызвать противоречия политического характера. Поэтому в качестве докладчика должен был выступать начальник Генштаба, выступление которого могло быть более безопасным в политическом смысле. Он в состав Политбюро не входил, но проблему знал досконально. Кроме того, и разговаривать с ним, видимо, было проще. Но, правда, и я в таких ситуациях, соблюдая такт, особым чинопочитанием не отличался, стеснения при полемике не испытывал.

Во–вторых. К началу 1986 года Советский Союз уже согласился, чтобы на переговорах между СССР и США ядерные средства средней дальности Великобритании и Франции были выведены за их рамки, то есть чтобы они не засчитывались на стороне США. Эту уступку нам пришлось сделать. Однако военные считали минимально необходимым, чтобы Великобритания и Франция взяли на себя обязательство не увеличивать их в количественном отношении, о чем и было сказано в Заявлении от 15 января 1986 г.

Дело в том, что военному руководству СССР было известно, что программами модернизации ядерных средств этих стран предусматривалось увеличение числа боезарядов на них в течение 10–12 лет в два раза. Разумеется, такое увеличение числа боезарядов при резком сокращении и тем более при ликвидации боезарядов средств средней дальности Советского Союза, что предполагалось согласно будущему договору, наше военное руководство считало совершенно недопустимым.

Обсуждение приняло острый характер. Военное руководство не соглашалось снять свои предложения ограничить наращивание Великобританией и Францией ядерных средств средней дальности в случае подписания договора по ним между СССР и США, так как это нарушало ядерный паритет в Европе. Доклад кончился ничем.

Через несколько часов последовал звонок Лигачева (он был тогда как бы вторым секретарем ЦК КПСС) с вопросом: «Сергей Федорович, что случилось?» Объяснил создавшуюся ситуацию. Лигачев, видимо, посоветовавшись с Горбачевым, который был в отъезде, через некоторое время позвонил опять и сказал: «Завтра соберемся снова. Готовься вновь для доклада». Но и второй мой доклад завершился тем же. Опираясь на совместную с С. Л. Соколовым позицию, чувствовал я себя достаточно уверенно.

В связи с этим хотелось бы сказать, что у нас в партийном и государственном аппарате всегда были (может быть, кроме сталинского периода) не только «инакомыслящие», но и «инакоговорящие». Кто утверждает иное — будто особые мнения не высказывались и не выслушивались — говорит неправду. Так утверждает тот, кто сам робел отстаивать свое мнение или не имел такового.

Ряд людей не боялись говорить в интересах дела, отстаивать перед самым высоким руководством свою позицию, не считаясь с возможностью последствий для себя. Правда, достигали они чаще всего не так уж многого. Как правило, их выслушивали, но соглашались с их позициями не всегда. Но нередко, оставаясь при своих мнениях, они в последующем и доказывали свою правоту.

Г. М. Корниенко. Целиком подтверждаю сказанное моим соавтором. Нам и вместе, и поодиночке не раз приходилось выступать в роли «инакоговорящих».