Глазами маршала и дипломата. Критический взгляд на внешнюю политику СССР до и после 1985 года

Вслед за инцидентом с южнокорейским самолетом надвинулась необходимость принимать трудное решение в связи с приближением намеченного на ноябрь начала развертывания американских ракет средней дальности в Европе. Поскольку продолжавшиеся до последнего момента усилия предотвратить это не увенчались успехом, то в руководстве возобладали настроения в пользу прекращения советско–американских переговоров по ядерным вооружениям в Европе и вообще ужесточения нашей линии в отношении США. Такие настроения определялись тремя причинами.

Во–первых, в Москве стало известно о том, что именно под давлением Вашингтона Пакистан в середине 1983 года дал задний ход на афгано–пакистанских переговорах в Женеве.

Во–вторых, серьезное беспокойство и недовольство вызывала объявленная президентом США Р. Рейганом в марте 1983 года программа «звездных войн». Этот шаг был расценен как свидетельство стремления США добиться бесспорного военно–стратегического превосходства, сопоставимого с временами их атомной монополии.

В–третьих, поскольку советское руководство исходило из безусловной причастности Вашингтона к вторжению южнокорейского самолета в воздушное пространство СССР, развернутая на Западе мощная антисоветская кампания, после того как самолет был сбит, была расценена им как еще одно свидетельство общей линии США на конфронтацию с Советским Союзом, а не только как следствие допущенных в этом деле советской стороной тактических оплошностей.

Считалось, что в этих условиях и при начавшемся развертывании американских ракет продолжать переговоры, «как будто ничего не произошло», означало бы проявление слабости.

Правда, на этот раз путем «аппаратных хитростей» удалось убедить руководство принять довольно гибкую формулу: мы заявляли не о разрыве переговоров, а о перерыве в переговорах без установления даты их возобновления, но и без выдвижения каких–то условий для этого. Таким образом, мы не загоняли себя в тупик, как это было, когда мы отказывались садиться за стол переговоров, «пока не будет отменено решение НАТО».

Так или иначе, 1983 год, на который мы, работники внешнеполитического направления, возлагали определенные надежды в связи с приходом к руководству страной Ю. В. Андропова, не принес желаемых результатов, скорее наоборот.

После его смерти в феврале 1984 года первым лицом в Советском государстве стал К. У. Черненко, которому, как отмечалось выше, эта роль была явно не по плечу. Да и сам он, насколько я знал, не претендовал на такую роль. Скорее он оказался удобной для «стариков» фигурой, чтобы не допустить на этот пост представителя более молодого поколения руководителей, среди которых к тому времени уже выделялся М. С. Горбачев.

Что касается внешних дел, то какой–то своей линии у Черненко не было, и рассчитывать на серьезные прорывы в данной области при нем не приходилось. Но он ничем и не мешал здесь — это позволяло дипломатическому ведомству делать кое–что полезное.

В частности, были предприняты шаги к возобновлению прерванных в предыдущем году переговоров по вопросам ограничения вооружений и разоружения. И небезуспешно. В конце ноября 1984 года СССР и США согласились вступить в новые переговоры для достижения взаимоприемлемых договоренностей по всему комплексу вопросов, касающихся ядерных и космических вооружений.

Для того чтобы выработать совместную точку зрения на предмет и цели таких переговоров, 7–8 января 1985 г. в Женеве состоялась встреча А. А. Громыко с государственным секретарем США Дж. Шульцем. По итогам этой встречи было опубликовано совместное заявление, в котором наряду с уточнением характера новых переговоров говорилось, что

«в конечном итоге, по мнению сторон, предстоящие переговоры, как и вообще усилия в области ограничения и сокращения вооружений, должны привести к ликвидации ядерного оружия полностью и повсюду»[7].

В такой четкой форме задача полной ликвидации ядерного оружия фиксировалась в совместном советско–американском документе впервые. Отчасти этому помогло то, что Рейган, будучи переизбран в ноябре 1984 года на второй президентский срок, стал проявлять интерес к тому, чтобы войти в историю с ореолом «миротворца». Как бы то ни было, фиксация в совместном заявлении задачи ликвидации ядерного оружия была весьма важным политическим актом, и это произошло, повторяю, еще в январе 1985 года.

Но переговоры были еще впереди, и мы, профессионалы, прекрасно понимали, что будут они долгими и невероятно трудными. Трудными прежде всего из–за позиции США, особенно в области космических вооружений: в ней определенно просматривалось стремление лишь к таким договоренностям, которые, наряду с созданием Рейгану ореола «миротворца», обеспечили бы Соединенным Штатам явные преимущества в военном отношении.

Но в этих условиях тем более требовались смелые, неординарные решения с нашей стороны. На это, однако, как раз и трудно было рассчитывать при тогдашнем советском руководстве. Преодолеть эту трудность, разрушить накопившийся в наших позициях железобетон одним профессионалам было не под силу.