Глазами, полными любви

А дел всегда было невпроворот. Пожалуй, лишь на второй половине собственного жизненного пути Наталья Алексеевна по-настоящему поняла, насколько нелегко приходилось ее родителям, сколько моральных и физических сил требовалось просто для того, чтобы мало-мальски сносно существовать. Особенно непросто пришлось молодой хозяйке. Воспитывать двух неродных девчонок, это не фунт изюму. А потом появилась своя, третья.

* * *

Началась новая жизнь с переезда. От бабушки Нюры семейство уехало в начале июня. Всю ночь трюхали на так называемом «пятьсот веселом» поезде, останавливавшимся возле каждого столба. На станции их встретила машина, крытый брезентом газик, за рулем которого сидел симпатичный молодой водитель, представившийся Виктором.

Легковушка очень долго, как казалось Наташе, ехала по утренней степи, изредка разбавленной небольшими березовыми колками. Пыль вилась из-под колес столбом. Зоя Максимовна вела разговор с водителем, расспрашивала о его житье-бытье, о поселке, куда они ехали.

Фамилия шофера была немецкая. В новом целинном поселке, как и по всей Сибири, немцев тогда жило довольно много. Их домики, на первый взгляд, такие же, как у всех, отличались какой-то особенной аккуратностью, прибранностью. Вряд ли это зависело от уровня достатка, в то время примерно одинакового у всех. Скорее, сказывались черты национального характера.

На новом месте жизнь сразу же началась беспокойная и хлопотливая. Отец с утра до позднего вечера пропадал в полях. Новой матери, жившей до этого с родителями в пристанционном поселке городского типа «как у Христа за пазухой», с ходу пришлось окунуться в деревенскую жизнь. К тому же требовалось налаживать контакт с детьми. Это тоже оказалось непросто. Младшая Маринка то и дело капризничала, а то и вовсе бунтовала, пытаясь настоять на своем. У строгой учительницы Зои Максимовны был не менее твердый характер, поэтому всяких «историй» хватало.

Когда Натке исполнилось семь лет, на ее день рождения (а на самом деле, на смотрины) съехалась многочисленная родня со стороны первой жены отца – ее братья с женами, сестра с мужем. Вторжение родственников первой жены на семейную территорию новой семьи вряд ли порадовало бы любую женщину, но, очевидно, это было необходимо Алексею Михайловичу, всю жизнь пытавшемуся связать две половины своей жизни, прошлую и настоящую.

Отчасти ему это удавалось. Время от времени Черновцы всей семьей приезжали в Новосибирск в гости к холмогоровскому «клану», а его члены, в свою очередь, находили теплый прием в сельском доме директора совхоза. Несмотря на некоторые шероховатости, эта связь продолжалась на протяжении почти всей жизни родителей Наты и Марины.

Еще теснее дружили между собой дети бабушки Нюры: дочь Аля, сыновья Нестор и Михаил. Все они, за исключением старшего брата Алексея, рано оторвавшегося от родного причала, жили под крылом своей неугомонной матушки. К концу ее земного пути они и вовсе поселились со своими семьями на одной улице. Наталья Алексеевна на всю жизнь запомнила веселые родственные посиделки, затевавшиеся по любому поводу.

Хотя жизнь не баловала плюшками ее родственников, у них всегда находилось время пообщаться друг с другом. За праздничным столом, вокруг нехитрой магазинной снеди и вкуснейшей бабушкиной стряпни собирались все – от бабули до самых младших внучат. Когда Натке с Маринкой удавалось попасть в этот мир добра, сердечности и веселья, их радости не было предела. Став взрослой, обзаведясь собственным семейством, кругом друзей и знакомых, Наталья Алексеевна хранила душе память о тех минувших встречах, как одно из самых драгоценных воспоминаний.

Столь же дружелюбно встретили родственники новую жену Алексея Михайловича, приглашая ее войти в их тесный круг. Встречи получались нечастыми, сказывалось разделявшее семьи расстояние. Но когда доводилось увидеться, разговорам, воспоминаниям не было конца. Проницательная, повидавшая виды бабушка скоро поняла: молодая учительница Зоя, хоть и держится несколько сдержанно, но человек исключительно добросовестный и воз семейной жизни тянет честно, ответственно, не жалея ни сил, ни здоровья.

В любом явлении Зою Максимовну больше всего раздражали фальшь, вранье, показуха. От этого в семье всегда царила атмосфера некоторой фронды к официальному курсу, проводимому властями, партией и правительством. Отец, будучи убежденным коммунистом, принимал на веру провозглашаемые партией лозунги. «Баба Зоя», как ее стали звать в старости, с рождением внучек, всегда обладала реальным взглядом на вещи. Когда она слышала, как «большие дяди» обещали людям красивую жизнь в туманном будущем, то оценивала их речи одним коротким словом: «чесуны». На протяжении всей жизни Зоя Максимовна не стеснялась давать яркие характеристики разнообразной дури, сопровождавшей слова и действия власть имущих.