Глазами, полными любви

В материальном плане семья директора совхоза не отличалась высоким достатком, находясь на уровне остальных обитателей поселка. Несколько позже, в разгар эпохи Брежнева стало в порядке вещей, если человек, занимавший то или иное руководящее положение, получал ряд определенных привилегий. При этом «блага» строго регламентировались. Например, Алексей Михайлович, ставший к тому времени первым секретарем райкома партии в одном из районов Новосибирской области, получил право пользоваться обкомовским буфетом. Здесь он получал к каждому празднику традиционный набор: палку копченой колбасы «сервилат», пару килограммов яблок или апельсинов, коробку конфет «Птичье молоко», банку растворимого кофе и банку зеленого горошка.

В наше время дворцов, яхт и миллиардных состояний, полученных мутным путем, трудно представить, что именно так выглядели пресловутые «привилегии». Те самые, с которыми начали рьяно бороться на следующем витке жизни государства, когда к власти прорывались «вторые секретари» – новое поколение руководителей во главе с Ельциным.

Изменение морали, нравственности в советском обществе происходило весьма постепенно, почти незаметно. Просто в какой-то период оказывалось: «Вообще-то этого нельзя, но… можно». Назавтра наступала вторая стадия: «Да, можно. Но не всем». Послезавтра все понимали: говорить можно одно, думать другое, а делать третье. От года к году нарастали ложь, фальшь, пофигизм – вплоть до того момента, когда все окончательно прогнило, и страна рухнула в тартарары.

* * *

В целинный совхоз семья, не успевшая оправиться от бед, приехала в разгар хрущевской оттепели, в 1960 году. Страна дышала романтикой, надеждами, была полна верой в собственные силы. Первый человек в государстве – смешной колобкообразный товарищ Никита Сергеевич Хрущев уверял подданных: «Нынешнее поколение людей будет жить при коммунизме!» Многие ему верили. Бесплатный хлеб на столах в столовых казался первым шагом на пути к обществу всеобщего изобилия и счастья.

В каждом общественном здании, будь то клуб, школа, больница или баня, на видном месте висели стенды, на которых огромными буквами было написано: «Моральный кодекс строителя коммунизма». Дальше шло изложение двенадцати принципов, таких как «Каждый за всех, все за одного», «Человек человеку друг, товарищ и брат» и т. д., вплоть до непримиримости к несправедливости и врагам коммунизма.

Натка не знала, как следовали изложенным на стендах заповедям рядовые граждане, особенно в вопросе непримиримости к врагам коммунизма. Пресса же с недругами светлого будущего боролась непримиримо, не щадя живота – ни своего, ни идеологических противников. Особенно преуспели в этом карикатуристы Кукрыниксы. Регулярно на страницах «Правды» они изображали пузатых капиталистов в цилиндрах – с крючковатыми носами, коротенькими кривыми ножками, ракетами и бомбами в корявых руках, грозящих светлому лагерю социализма. Иногда рядом с этими уродцами рисовали статного красавца в рабочем комбинезоне и надписью «СССР» на груди. Мускулистой рукой он сгребал иностранную шелупонь и запихивал в мусорную корзину – очевидно, на свалку истории.

Став много старше, много чего повидав, а еще больше перечитав, Наталья Алексеевна поняла, что неприязнь к Западу сопровождала Россию на протяжении многих веков. До Октябрьской революции неудачи царского правительства привычно объясняли словами: «Англичанка гадит». Злокозненная англичанка «гадила» задолго до Наткиного рождения, затем в годы ее детства, молодости, зрелости, упорно не прекращая своего пахучего занятия ни на миг. Эта странная леди жива до сих пор и, по утверждениям отечественных СМИ, не оставляет своих гадких привычек, хотя никто никогда ее в глаза не видел…

Знаменательные события, исторические решения и свершения, о коих вещали центральные газеты вроде «Правды» или «Известий», происходили, как правило, где-то в столицах. До глухих уголков советской империи доходил лишь слабый невнятный гул. В семье Черновцов с материнской подачи царили деловитость и практицизм. Другими словами, здесь, как в любой среднестатистической сельской семье, велась неустанная борьба за выживание.

На посту директора совхоза Алексей Михайлович получал на первых порах девяносто рублей. Зарплата молодой учительницы, с учетом всех основных и дополнительных часов, классного руководства и т. д., не дотягивала и до этого скромного уровня. Жизнь семьи, где подрастали двое маленьких детей и намечался третий ребенок, начинать приходилось практически с нуля.

Когда семейство въехало в новенький кирпичный дом, какими были застроены немногочисленные улицы юного целинного поселка, обстановка в квартире отличалась крайним аскетизмом. На мебели – дерматиновом диване, книжном шкафе, нескольких стульях – красовались инвентарные номера и синие казенные штемпели. Все это «богатство» относилось к списанному конторскому имуществу.