Через несколько месяцев эта (не самая умная) школьная затея сама по себе сошла на нет. Санитарной комиссии надоело гоняться за одноклассниками, получать тычки да щипки, постоянно ябедничать учительнице. Кроме того, в Наткиной санитарной сумке однажды пролилась зеленка, которую не представлялось возможным отстирать. Вате и бинтам вообще ни разу не нашлось применения. Когда санитарки перестали ежедневно докладывать Ирине Александровне о выходках противных мальчишек, та, похоже, изрядно обрадовалась, только просила не забывать поливать цветы. Ну, это было куда проще!
В тот раз Наташа, пожалуй, впервые поняла: любое дело гораздо легче сделать самому, чем заставлять других. Так ее лидерские задатки зачахли на корню, не успев проклюнуться, как следует.
* * *
Серьезным испытанием для бедной первоклассницы стало чистописание. Страницу за страницей почти ежедневно приходилось заполнять нескончаемыми рядами палочек, черточек, колышков, кружочков и прочих элементов, которым впоследствии предстояло стать буквами, а затем словами. Часть закорючек разрешалось выполнять простым карандашом – особой сноровки здесь не требовалось. Иное дело, когда в игру вступали чернила. Тут приходилось держать ухо востро. Противное перо карябало бумагу, нещадно извергало чернильные брызги на кривоватые строчки, а то и вовсе не скупилось на кляксы.
Свою годовую четверку по чистописанию первоклашка выстрадала, потратив немереное количество родительских нервов и часов на переписывание из черновиков в тетрадь. Неизвестно, стоила ли овчинка выделки, но почерк у Натальи выработался вполне приличный. Правда, позже, в студенческие годы, когда приходилось с ходу конспектировать лекции, он изрядно обезобразился. И все же польза от чистописания была несомненной: оно помогло сформироваться усидчивости, терпению, выручавшим в последующей жизни много-много раз.
Некоторые сложные школьные предметы впоследствии Натка вполне сносно освоила «задом» – то есть тупой зубрежкой. Не действовал этот навык лишь в отношении математики, где кроме запоминания требовались еще сообразительность, умение оперировать абстрактными понятиями. Сколько же слез было пролито над всеми этими окаянными иксами и игреками, сколько часов потрачено над размышлениями «сколько вытечет портвейна из открытого бассена»! Поезда, вышедшие из пункта А в пункт Б, землекопы с лопатами, продавцы, отмеряющие метры ткани – вся эта тарабарщина порой снилась ребенку в кошмарных снах, заставляя просыпаться среди ночи с колотящимся сердцем. Когда в старших классах Нтака начинала комплексовать по поводу «неврубания» в тонкости математических наук, ее многомудрая матушка говорила:
– Сдай ты хоть кое-как эту несчастную математику. Потом она тебе никогда в жизни не пригодится, кроме четырех арифметических действий!
Старшеклассница не очень-то верила, но, к ее удивлению, впоследствии так оно и оказалось. Кстати сказать, даже простые арифметические действия Наталья Алексеевна всю свою дальнейшую жизнь совершала далеко не безупречно. Бог миловал, в серьезные переделки из-за этого попадать не пришлось. Для продавцов подобные ей «считальщицы» – настоящий подарок. Благодаря им работники торговли уносят домой в клювиках, как говорил Райкин: «на свой кусок хлеба твой кусок масла». Однако в наши дни считать научились, кажется, все. Жизнь заставила.
Неприятности с чистописанием и арифметикой вполне искупало горячо любимое чтение. Выходя к доске, Натка бегло скользила глазами по строчкам букваря, потом складно пересказывала содержание прочитанного. Девочка не просто много читала. Она обожала домысливать истории, переиначивая их по-своему. Когда на улице собиралась ребятня из окрестных домов, стоило ей появиться, сразу начиналось:
– Натка, расскажи сказку!
Упрашивать долго не приходилось. Плести словесные кружева выдумщица могла до тех пор, пока у бедных слушателей не иссякало терпение. Нередко она соединяла несколько сюжетов в один, и тогда Кот в сапогах свободно парил в небе на ковре-самолете, а Красная Шапочка отважно сражалась не с волком, а со злющим Бармалеем. Было от чего разинуть рот…
Ее школьный класс особой сплоченностью не отличался. Ребята дружили улицами, на которых проживали. Поэтому у Натки в подругах имелось всего две девочки. Одна, серьезная и обстоятельная Тома Голованова жила далеко, девочки общались только в школе. Дом второй подруги, миловидной круглолицей Людки Кайгородцевой находился неподалеку от директорского. Дружить с ней было проще простого. Маленькая, как пуговка, первоклассница отличалась пронырливостью и не по-детски недоброй сообразительностью. Она могла втихушку устроить какую-нибудь провокацию, а потом злорадно хихикать над угодившейся в ее сети жертвой.