Глазами сокола (СИ)

Так и вышло, что Сириус в этот день и сам не заметил, как стал сопровождающим королевны на прогулке. Он был вынужден ходить меж лавок под руку с едва державшейся на ногах девушкой. Она мало говорила: охотник просил её, действительно по-настоящему просил. И королевна ответила, что согласна: саму девушку пугало, что в речь её то и дело вплетаются птичьи звуки. Но ей, похоже, и не нужно было слов: открытый взгляд и милая улыбка творили чудеса! И мрачные северные торговцы и ремесленники преображались! Она очаровывала их одним своим взором не хуже, чем искусная волшебница, и те дарили ей сладости и ленты для волос. В конце концов, Сириусу пришлось купить корзину для подарков, которую сам в результате и носил… А она радовалась по-детски, как-то отвратительно невинно, обезоруживающе, будто в тот момент, когда её одаривали очередной безделушкой или привечали приятным словом, все беды мира переставали существовать! Радовалась она и прочим, казалось, незначительным вещам: солёному ветру и по-весеннему холодному солнцу. Тому, как привыкла ходить в необычной для неё обуви, толпе, полной разных незнакомых лиц и диковинных наречий. И она совсем не привлекала столько внимания, сколько по опасениям Сириуса Селеста могла привлечь: Луро был городом, в котором проезжих незнакомцев было предостаточно…Только, пожалуй, распущенный пряди медовых волос вызывали у прохожих недоумение: кем была эта девушка с кожей слишком тёмной для северянки и волосами аристократки? Может, внебрачной дочерью какого-нибудь князя или лорда? Или законной наследницей, скрывавшейся в Луро от многочисленных врагов своей семьи? Люди видели в их паре слугу и северную леди, – эмоциональную и юную, но (как и положено) златовласую и немногословную. Поэтому Сириус и сделал то, что сделал: завёл её в магазин иноземных диковин и купил первый попавшийся гребень. Это было искусное изделие, украшенное эмалью и алым камнем, название которого не знал даже сам торговец. Два серебристых дубовых листа будто создавали над ним покров, оберегая свою драгоценность. Девушка безропотно заколола волосы, беззвучно благодаря охотника этим жестом. И в лице её было что-то такое, отчего Сириус стал подозревать, что она истолковала это жест по-своему.

Они вернулись позже, чем рассчитывал охотник, и сумерки стремительно опускались на город, а потом и танцующие огни заняли своё место на потемневшем небосводе. Сириусу не спалось в ту ночь. Его тянуло на улицу, будто просторная кухня хозяйки стала ему мала. И он поддался этой тяге, хоть и было принято в подобные ночи плотно закрывать двери и окна… На улице было холодно, но голубой свет двойной луны ярко освещал покрытые ночным пологом дома. К удивлению охотника, не один он не спал этой ночью: в его комнате были открыты ставни. И теплящийся огонёк свечи выхватывал из темноты фигурку девушки, сидящую на подоконнике. Сириус смотрел на неё завороженно, как на что-то потустороннее, непонятное, непривычное… И вдруг, она посмотрела на него не таясь впервые за этот день. Их взгляды встретились, и даже ночной полумрак не препятствовал им. Но она отвернулась – и чуда будто и не было. А ведь на какой-то короткий миг событие это действительно показалось чудесным…

Утром девушка была мрачна и почти не улыбалась, вопреки обыкновению. Она отказалась идти на прогулку, а в полдень, когда все трое обитателей дома собрались на хозяйской кухне, она вдруг подскочила со своего места. Из уст девушки полился непрерывный клёкот, будто она хотела сказать о чём-то, но не могла собраться, чтобы подобрать слова. Вид у неё был напуганный. А потом вокруг королевны сам воздух стал каким-то осязаемым и плотным, и будто пух и перья закружили её в вихре. И вот там, где стоял человек, птица расправляет свои крылья, неловко пытаясь сохранить равновесие.

– Бедное дитя! – воскликнула Мельба.

Она притянула заколдованную королевну к себе, баюкала её точно мать заболевшего ребёнка, и плакала. Сириус отвернулся. Он не нашёл в себе сил смотреть на них. А ведь охотник никогда не считал себя слабым…

Глава 11. Безымянная королева

Королева Мирида не была святой, но была праведницей. Это, к огромному неудовольствию рыжеволосой женщины, ныне восседавшей на соколином троне, спасло её в день, когда Бриан Безотцовщина платил по счетам. И проклятье, которое должно было прервать земное существование Мириды, сработало не полностью.

Отчасти заклинательница сама была виновата в том, что случилось: надо было чётче формулировать слова клятвы! Сердце истинной королевы действительно остановилось ещё до восхода солнца, но жизнь её далеко не была прервана. Теперь Мирида не была человеком, так же, как и иным живым существом, по жилам которого текла кровь, а в груди билось тёплое земное сердце. Человеческий облик бывшей королевы канул в небытие, но сама она была всё ещё здесь, сильная, как никогда. И ласточка не могла ничего с этим поделать.

А почему же ласточка? Почему нам не начать называть её иначе? Но вот как?