Колдун, возможно, и догадался бы, что что-то не так, и его новый «экспонат» куда необычнее, чем кажется, но людям, даже обладающим пытливым умом, свойственна своего рода «близорукость». И учёный, поглощённый описью своего гербария, совсем не смотрел по сторонам. А на что посмотреть, несомненно, было, и ещё как! Дело в том, что ветры на свете живут куда дольше людей. Для них заточение на пару десятков лет, как правило, мало значило. А иные из них даже радовались ему: в природе воздушных потоков заложен «инстинкт» быть в постоянном движении, и только волшебное пустынное стекло помогало им остановиться. А ведь, как известно, чтобы лучше понять себя, стоит, иногда, прибывать в безмятежном покое… На полках из тёмного дерева стояли несколько десятков стеклянных сосудов, и обитатели каждого из них не тяготились своей несвободой. Они двигались неспешно, закручиваясь в плавные гармоничные вихри, кружась вокруг только им ведомой оси и размышляя…
Мирида же билась о волшебное стекло как сумасшедшая, в движении её снежинок не прослеживалось ни закономерности, ни плавности, ни умиротворённости. Но учёный этого не замечал.
Животным, особенно тем, кто долго жил рядом с человеком и отличавшимся особым умом, близорукость, в отличие от недалёких хозяев, свойственна не была. И Шварцвальд сразу приметил, что что-то здесь не так. Пурпурный попугай долго присматривался к почти неслышно звенящей склянке, а затем, взлетел на самый верх шкафа, чтобы изучить её поближе. Увидев огромный зелёный глаз пурпурного попугая, колдовская метель отреагировала совершенно по-человечески: она испугалась. Но, уже сжавшись в снежный крохотный комочек у противоположной стенки стеклянного своего обиталища, она вспомнила, что едва ли гигантская птица может принести ей какой-либо вред. Даже окажись чудовище плотоядным, что оно может сделать бесплотному вместилищу её души? Мирида была человеком, и совершенно по-человечески она ринулась в атаку, сама не зная, чего хочет этим добиться. И лишь врезалась в стеклянную стену, хоть и с явными воинственными намереньями. Попугай в ужасе отпрянул, весьма неуклюже, чуть не свалившись с верхней полки пресловутого шкафа. Но, сумев восстановить равновесие, он спикировал прямиком на рукопись перед самым носом склонившегося над работой старика.
– Человек, – закричал попугай, размахивая крыльями, – человек!
Но учёный, в силу не раз упомянутой близорукости, не внял его ясному призыву, а лишь раздражённо отпихнул любимого питомца подальше.
– Не заставляй меня думать, Шварцвальд, – не без раздражения сказал колдун, – что ты не умней куриц, что бегают по нашему двору!
Делать было нечего униженному попугаю, кроме как смириться с несправедливостью своего хозяина. И хоть он и был готов поспорить, кто здесь «не умнее курицы», Шварцвальд отправился на свой насест, нахохлившийся и задумчивый…
А солнце медленно катилось к горизонту, и вот, сердце пустыни отправилось к центру земли, забирая с собой жар из раскалённых песков…
Учёный был бы рад посидеть над ботаническим исследованием до поздней ночи, только вот холодно было в башне, а наблюдать за движением небесных светил в этот день ему не хотелось. Впрочем, спать он отправился удовлетворённый своей работой. И спускаясь по лестнице в спальню, где жарко горел зачарованный камин, он не представлял, что задумал пурпурный попугай. А тот, дождавшись, когда уснёт хозяин, вернулся в башню и, обхватив лапкой горлышко зачарованной бутыли, вознамерился освободить королеву. Но он медлил.
Со своим хозяином попугай был знаком уже много лет. И он повидал немало людей. Странный это был народ. В их поведении было много абсурдного и непонятного. И попугай полагал, нужно заметить, вполне справедливо, что человек наделённый могуществом вихря может наделать много неприятного после обретения вожделенной свободы. Едва ли ему стоило рассчитывать на справедливую благодарность, или что-то вроде того… Люди вообще часто делают глупости.
Вот, к примеру, их язык. Что за странная идея, давать множество имён всему, что подвернётся под руку? И при этом пользы и смысла в этом попугай не видел: несмотря на множество слов, люди совершенно не умели договариваться. Тем ни менее, Шварцвальд гордился своими достижениями в лингвистике, и в данную минуту из тысяч слов, что он знал, попугай пытался выбрать наиболее точные, чтобы передать человекоподобному вихрю смысл своих действий. А то беды не оберёшься.
Слова нехотя вызывались на важную роль дипломатического послания, но тем ни менее, попугай остановил свой выбор на трёх, постаравшись произнести их как можно чётче:
– Человек, помоги (он знал, что это слово люди любили говорить его хозяину к месту и не к месту), не беда.
Пожалуй, из этой нехитрой фразы, Мирида правильно ( и что важно: сразу), поняла только первое слово. По всей видимости, птица как-то догадалась о природе её души. Но, увы, два других слова не вызвали у королевы нужных ассоциаций вовремя, посему, когда цепкий клюв без особого труда вытащил пробку из бутылочки, начался сущий кошмар!