– Без шансов. Днём актёров не убивают.
– А ночью?
Маэс нахмурился.
– Откуда ты знаешь про ночные представление?
– Я не знаю. Я просто спросил.
– Ночью бывает всякое. Ночное представление ты ещё увидишь…
Маэс развернулся и помахал кому-то на верхних рядах. Степенная дама лет тридцати с золотыми серьгами в виде полумесяцев помахала ему в ответ.
А двумя рядами выше помахал в ответ Сагилл. Он восседал на самом верху, едва не задевая небо. Рядом с ним восседала ещё одна, незнакомая Лику девушка.
Если Сагилл был с бритым лицом и в полуженской одежде, то сарматка, которая сидела справа от него, явно хотела проявить мужество. Одета в обшитые мехом куртку и штаны, а сапоги оторочены мехом. Остриженную в кружок голову венчала лисья шапка, обшитая сверкающими самоцветами.
Лик недолюбливал сарматов, но к девушке ощутил симпатию. Благородная лисья шапка, которую носят и скифы – это лучше, чем красные колпаки.
Маэс поднялся на несколько уровней вверх и начал переговариваться с женщиной на местном языке. Лик почуял, что это дело личное и не слушал.
Но даже так он заметил, разговор явно не клеился. Маэс с трудом оторвался от женщины и потащился. к энарею.
Сигилл встретил его ласковым взглядом. Так взирает с постамента статуя божества.
Маэс насмешливо заложил руки за спину и продекламировал на местном языке:
Интересно, – подумал Лик, – его тоже мучает какой-то пророчество? Или он просто так издевается?
– Приятно слышать, что ты изучаешь поэзию, – сказал Сагилл, – Если будешь много учиться – станешь умным. А со временем, даже и здравомыслящем. Тогда я назову тебя не мальчиком, но мужем.
– А как ты назовёшь ту прекрасную актрису, что сидит возле тебя? – осведомился Маэс, – Похоже, она пришла сюда играть царицу племени амазонок. Я вот только не пойму – это Пенфесилея или Ипполита?
– Зовут меня Тамара, – ответила сарматка на местном наречии, – А ваше имя я спрошу, когда вы научитесь вежливости.
– Насчёт амазонок ты угадал правильно, – заулыбался Сагилл, – Сарматы, как ты знаешь, произошли от смеси скифов и амазонок. И благородная Тамара решила возродить древние амазонские традиции.
Он тоже произнёс это по-гераклейски.
Похоже, – подумал Лик, – здесь, в южных городах, все народы говорят друг с другом по-гераклейски. И скиф с сарматом, и армянин с фракийцем – язык у них будет один тот же. Это интересно. Наверное, через несколько лет даже мы с Маэсом будем говорить между собой по-гераклейски.
Но это – не страшно. Страшно разучиться сражаться.
– И что же вам здесь нужно, отважная амазонка? – Маэс усмехнулся в ответ.
– Ищу славы, – процедила девушка.
– Скоро будет война, – пообещал невриец, – Палак, царь скифов, и Перисад, царь меотийцев, пошлют армии прямо к воротам этого города. Вы получите столько славы, сколько вам надо. Смотрите, чтобы не раздавило.
– Кстати, о славе, – вмешался Сагилл, – Из-за твоей болтовни я чуть не забыл сообщить одну приятную новость.
– Кто-то сарматов побил?
– Я бы не стал называть это новостью.
– Так что за новость?
– Почтенный Евдокс уже ушёл из театра. Но просил передать, что ты приглашён на нему на обед. Обсудишь представление, представишь ему своего нового друга. Поспеши, солнце уже в зените. А то так и останешься, волк, с пустой и распахнутой пастью. Видишь, я тоже поэзию знаю?
Улыбка сползла с лица Маэса.
– Новость, конечно, хорошая, – выдавил он, – Спасибо, что передал.
– Передал не я, а Ихневмон. Я только напомнил.
– Да, я так и понял.
Маэс спускался к выходу с понурой головой. Казалось, он собирается не на обед, а в подземное царство.
– Что такое? – осведомился Лик.
– Ничего плохого. Идём обедать.
– Похоже, обед тебе не по вкусу.
– Ничего подобного. У Евдокса едят превосходное мясо. Ты как попробуешь, так сразу и убедишься.
– А почему ты так мрачно смотришь?
– Да так….
– Что-то личное?
– Как пообедаешь у него несколько раз – поймёшь.
– Я обычно понимаю с первого раза.
– Тем хуже для тебя!
Возле выхода глаза Маэса чуть загорелись. Лик посмотрел в том же направлении и увидел двоих подростков.
Старшему было лет шестнадцать. Круглолицый и мрачный, несмотря на светлую тунику, он стоял посреди толпы, словно межевой столб.
Второй, помладше, лет четырнадцать или тринадцати, был худенький, длинный, голубоглазый, с выстриженными висками и длинным хвостом светлых волос, доходящих до лопаток. Греки говорят, что эту причёску изобрёл сам Тесей, а сейчас так стригутся даки. Этот занял мраморную скамейку. Он что-то рассказывал и размахивал руками так увлечённо, что не мог на ней никак усидеть.
Лик тихонько обрадовался. Получается, он тут не самый мелкий.
– Какие люди! – произнёс Маэс.
– Мы, мы, – заулыбался хвостоволосый, – А кто этот скиф, который с тобой? Родственник приехал?
– Если считать от царя Колаксая, – заметил Маэс, – то мы все друг другу родственники.