Гленн Тарнер Заячья Губа

Но в тот самый момент, когда ты заносишь ногу над пропастью, на твои плечи ложится рука Тарнера. Он показывает тебе фокус с монетой, шепчет на ухо неотразимое «клац», и ты, как утопающий за соломинку, хватаешься за фалды тарнеровского пиджака цвета спелого граната или желтой груши и начинаешь орать на всю американскую «главную улицу»[7]: «MMMMOOONNEY!»

Правда, деньги от этого у тебя не заводятся. Наоборот, ты отдаешь Тарнеру свои последние, сберегавшиеся на «приличные похороны». Но зато у тебя прорезаются зубы мудрости, замешкавшиеся в деснах равных возможностей. И лязгая ими — клац, клац, клац, — ты уже не бросаешься в Ист-Ривер с Бруклинского моста[8], а норовишь столкнуть в нее своего ближнего, или, что приблизительно одно и то же, показать ему в свою очередь фокус с монетой…

Итак, поначалу в двух клетушках, где обосновались тарнеровские инкорпорированные «Косметические межпланетные общины», не пахло ни парфюмерией, ни деньгами. Гленн не мог позволить себе даже роскоши невинной считалки: «В этой маленькой корзинке есть помада и духи…»

Впрочем, он и не собирался торговать ими. Вместо парфюмерии Тарнер выбросил на рынок совершенно иной товар. Именовался он «правом на распространение». Любое лицо, заплатившее Тарнеру пять тысяч долларов (по-видимому, в назначении этой суммы определенную роль сыграл дядюшкин заем), получало право на распространение продукции фирмы «Коскот», а также право на вербовку нового распространителя. Последний обязан был платить вербовщику те же пять тысяч долларов, из которых тот оставлял себе 2650 долларов комиссионных, а остальное отдавал Тарнеру.

Поскольку фирме «Коскот» распространять было нечего, ее новоиспеченные коммивояжеры с межпланетным энтузиазмом «толкали» права на вербовку. То был легчайший и кратчайший путь для возвращения первоначального вступительного взноса — пяти тысяч, уплаченных Тарнеру, и для быстрой наживы.

Первый вербовщик, заполученный Тарнером, — девятнадцатилетний юноша-калека из Мэриона, штат Огайо, буквально с ночи на утро заработал на перепродаже прав восемьдесят тысяч долларов. Для этого ему пришлось «наколоть» тридцать пять искателей быстрой наживы.

Но он был пионером, поднимавшим целину. Чем дальше в лес, тем больше сгущались джунгли геометрической прогрессии. Ведь для того, чтобы заработать те же восемьдесят тысяч, каждому из тридцати пяти обращенных надо было в свою очередь завербовать тридцать пять новых любителей быстрой наживы. Если читатель знаком с правилами умножения и помнит количество населения земного шара, то он, наверное, затруднится ответить на вопрос: где найдут последние 51 296 875 вербовщиков «Коскота» по тридцать пять скальпов на душу? Уж не потому ли Гленн Заячья Губа назвал свое предприятие межпланетным?

Но оставим в покое космос и даже земной шар. Уже пятикратное повторение трюка с перепродажей прав на распространение и вербовку в темпе, заданном юношей-калекой из Мэриона, привело бы к тому, что в каждой американской семье оказалось бы по одному коммивояжеру «Коскота».

Разумеется, дело Тарнера разворачивалось не столь молниеносно. Однако сам Гленн Заячья Губа от заминок не страдал. Свое он получал сполна. Ведь кесарю — кесарево, а богу — богово. Люди, попадавшие в орбиту «Коскота», становились по существу его невольными банкирами, предоставлявшими ему неограниченный кредит и беспроцентные займы.

Уже через восемь месяцев в штаб-квартире Тарнера запахло деньгами, а еще через некоторое время — парфюмерией. На доллары, выколачиваемые вербовщиками из искателей легкой наживы, Тарнер выстроил в Орландо, штат Флорида, и в Сан-Хуане, Пуэрто-Рико, первоклассные косметические предприятия, начавшие выпускать парфюмерные изделия из переработанного норкового жира. (Теперь вам понятна привязанность тарнеровской камарильи к норковым галстукам?)

Вскоре из косметического бизнеса Гленн Заячья Губа перекинулся в другие области деловой активности, и завертелась карусель.

Впрочем, для кого — карусель, а для кого — мельничные жернова. «Империя» Тарнера растет, перемалывая человеческие судьбы. Ослепленные иллюзией мгновенного обогащения, люди попадают в кабалу к Гленну Заячьей Губе, отдают ему свои последние гроши, залезают по уши в долги, срываются с насиженных мест, бросают семьи, а затем, пытаясь стричь купоны, невидимые, как королевские одежды из сказки Андерсена о портняжках-жуликах, превращаются из мелких жертв в еще более мелких хищников, соблазняя и губя по принципу цепной реакции.

Вербовщики-распространители, готовые перегрызть друг другу глотки, не отгороженные друг от друга даже видимостью конвенции, которой придерживались лжепотомки лейтенанта Шмидта, рыщут, словно шакалы, по Америке, оставляя за собой следы преступлений и трагедий. Капканы и мышеловки Тарнера покрыли густой сетью всю страну.

Сеанс массового гипноза