– Клянусь, такая мысль пронеслась в моей голове. Меня охватила такая усталость, что захотелось умереть.
– Вы что-нибудь пытались предпринять?
– Конечно. То возбуждающие средства, то, наоборот, снотворные. Но кончилось тем, что я выбросил все рецепты. Дошел однажды до своего магазина, посмотрел на витрину, развернулся и отправился обратно. Одна мысль, чтобы войти туда, вызывала у меня тошноту. Я вернулся домой, но и там было то же самое, мне и дома не хотелось находиться. Меня очень испугало это ощущение отвращения ко всему, неприятие всего на свете. И тогда я потащился в другое место, добрался до дома Сезара… вернее, моего дома в Сент-Адрессе. Он почти все время пустовал, я там не жил, не считая двух-трех выходных, что провел в нем. Но, странное дело, там я сразу успокоился. Точно кролик, нашедший наконец свою клетку. И мне никуда больше не захотелось оттуда выходить.
Матье прервал свою речь, скрестив руки на груди. Несмотря на все его сомнения, этому типу все же удалось его разговорить. У Матье сложилось впечатление, что Тесс рекомендовала его с излишней настойчивостью. «Это очень, очень хороший
– Иными словами, этим вы сейчас и занимаетесь, то есть носа оттуда не показываете?
Голос у него был мелодичный, хотя он старался придерживаться нейтрального тона.
– Так и есть.
– Вас устраивает постоянное пребывание в этом месте?
– Да не сказал бы. Мне не стало ни хуже, ни лучше, все та же страшная усталость.
– Расскажите-ка мне о вашей усталости. Какого она рода? Физическая? Моральная?
– И то и другое.
Почему он задавал ему все эти вопросы? Разве не достаточно было просто выслушивать пациента? Или его дружеские связи с Тесс давали ему возможность выдать ей профессиональную тайну, открыв молодой женщине, что на деле их любовные отношения с Матье страдали ущербностью и натянутостью?
– Послушайте, – сказал Матье, – не очень-то я верю, что все это способно мне помочь.
– Что «все это»?
– То, что я сижу у вас в кресле и рассказываю о своих душевных состояниях. Если я и согласился на прием, то только чтобы доставить удовольствие моим… близким.
– Семье?
– Главным образом дочери. Мать – в доме престарелых и потихоньку теряет связь с реальным миром. Есть, правда, еще три брата, но они далеко отсюда.
– В географическом смысле?
– Не слишком, однако, все же далеко. Я – последний сын, и…
Он снова осекся. Какого черта он заговорил о братьях! Они были не виноваты в его депрессии.
– Значит, «Большое братство»? – спросил Левек.
– Четыре парня и ни одной дочери, к огромному огорчению нашей матери.
– Рождение внучки должно было ее утешить.
Разумеется, нет. Ведь Анжелика воспитывалась вдали от бабушки.
– Не думаю, – признался Матье. – Все, что исходило от меня…
Снова прервав себя, он негромко рассмеялся.
– Вы, должно быть, сделаете далеко идущие выводы из моих последних слов!
– А должен? Похоже, вы не готовы говорить со мной на эту тему. Вы, кажется, не склонны довериться мне.
– Это не имеет никакого значения ни для меня, ни для кого бы то ни было.
– Тогда я не понимаю, зачем вы здесь? Только чтобы доставить удовольствие людям, которые вас окружают?
– Не только. Еще и потому, что хотел бы снова стать самим собой.
– Вы думаете, что я могу вам в этом помочь?
– Не знаю.
– Тем не менее вы собираетесь тратить деньги на наши сеансы.
– Да. И притом без гарантии конечного результата.
– Разговор всегда высвобождает ненужные эмоции.
Возможно, вам просто не с кем поговорить?
– Что я мог бы сказать? Что в одно прекрасное утро я очутился в шкуре незнакомого парня и хочу из нее выбраться? Кто сможет это переварить? Мы же не в романе Кафки.
– Намекаете на «Превращение»?
Бенуа демонстративно взглянул на часы и сообщил, что сеанс окончен. Сначала засомневавшись, Матье был вынужден убедиться, что проболтали они три четверти часа. А ведь ему казалось, что пришел он сюда десять минут назад.
– На какое число вам будет удобно назначить следующую встречу?
– Не важно. Я свободен, как ветер.
С непринужденной улыбкой Бенуа заметил, не боится ли Матье впасть в противоречие, утверждая, что он свободен, и в то же время желая найти освобождение.
Возвращаясь к машине, Матье не чувствовал себя ни лучше, ни хуже, чем прежде. Конечно, было слишком рано приходить к каким-либо выводам, поможет ли Бенуа Левек ему выйти из его состояния, но, по крайней мере, Тесс и Анжелика будут за него спокойны, так что имело смысл проявить некоторое усердие.
– Попробуем, – пробормотал он, выжимая сцепление.