— Опять возвращение к детству? — он ухмыльнулся.
— Раздражительность и цинизм идут рука об руку с чувством вины, — заметил Бенуа.
Он выждал какое-то время, прежде чем снова ринуться в атаку.
— А почему вы так не хотите говорить о детстве? Может быть, о подростковых годах, первой подружке, драках с братьями или об истории, о которой вы предпочли бы никогда не вспоминать?
— Я не дрался с братьями, они были гораздо старше и всегда очень дружны между собой.
— Вы были козлом отпущения?
— Даже не так. Они попросту меня не замечали.
— Вы бы предпочли, чтобы они нападали на вас?
— Возможно. Мне хотелось просто существовать в их глазах. Как и в глазах матери, я признаю́сь в этом. Но она была еще хуже их, она меня намеренно игнорировала, а они всего лишь случайно не замечали.
— Значит, это плохие воспоминания?
— Ну а вы как думаете?
— У меня не может быть на этот счет никакого мнения, Матье.
Теперь они называли друг друга по именам, что, как предполагалось, должно было создать атмосферу доверия.
Матье в этом сомневался, однако он все больше открывался во время этих сеансов, почти против воли.
— Я услышал, как она однажды сказала соседке, что вполне обошлась бы без последнего сына, что просто ей в очередной раз не повезло.
— Сколько вам тогда было?
— Семь или восемь лет.
— Вы почувствовали себя оскорбленным?
— Да я просто был раздавлен.
Это последнее слово он прошептал, чтобы не дать выйти наружу своему гневу, эмоциям. Вынужденный встать с кресла, он сделал несколько шагов, вернулся к Бенуа и показал рукой на стенные часы.
— У нас осталось еще пять минут, но больше я сегодня не скажу ни слова.
— Отлично. Увидимся в пятницу.
— Не знаю. Когда я возвращаюсь домой, я понимаю, что все это бесполезно.
— Тем не менее вы прихо́дите снова. Вы являетесь сюда добровольно, Матье, вас никто не принуждает.
— У меня нет другого выхода.
— Неплохо, что вы уже хотя бы так думаете.
Матье положил деньги на угол письменного стола, зная, что каждый сеанс оплачивается в тот же день. Выйдя, он на секунду заколебался, но потом решил вернуться домой. У него по-прежнему не возникало ни малейшего желания пойти прогуляться, зайти в бар выпить пива, и, уж разумеется, меньше всего на свете он хотел побывать в книжном магазине. Оказавшись дома, он побродил какое-то время по комнатам и впервые за последние несколько недель почувствовал раздражение от того, что ему нечем заняться. Пока он готовил себе кофе, в форточку кто-то постучал, и он обернулся, взбешенный. Да оставят его когда-нибудь в покое, черт возьми! Готовый послать подальше незваных посетителей, он с удивлением обнаружил за окном двух полицейских в форме.
— Матье Каррер?
— Да.
— Уполномочен заявить, что на вас подана жалоба за нанесение телесных повреждений.
— На меня? — повторил он, ошеломленный.
— По поводу избиения Альбера Дельво, — уточнил полицейский. — Поэтому я вручаю вам повестку, согласно которой вы будете должны явиться в участок для проведения дознания.
Полицейский, который все это изложил, протянул Матье листок, взял под козырек, развернулся и ушел в сопровождении своего напарника. Значит, таким образом кузен Сезара решил ему отомстить за свое неудачное падение на тротуар! Но не было и речи ни о каких «повреждениях»! Матье, много лет занимавшийся дзюдо, прекрасно знал, как без них обойтись, бросая противника на землю. Тем не менее Альбер все же имел шанс неудачно приземлиться, либо он был уж чересчур хлипким. Интересно, что именно он повредил? Сломана ключица? Вывихнуто плечо? Что-то не похоже, чтобы он страдал от дикой боли, когда уходил от него! Само по себе выражение «телесные повреждения» было слишком расплывчатым. Несомненно, ему помогли в этом какой-нибудь посочувствовавший медик и в особенности свидетельство сестры. У Альбера была возможность возвести этот жалкий инцидент в степень, которая могла стать серьезной проблемой для Матье.
— Да не все ли мне равно, — он вздохнул. — Я могу заплатить штраф или даже сесть в тюрьму, почему бы и нет, по крайней мере, меня оставят в покое, а я ничего больше и не хочу!
Сказав это, он тут же понял, что слукавил. Кузенам Сезара удалось добиться того, что не смог сделать никто: они вывели его из себя, впервые за последние несколько недель у него появилось желание действовать, а вовсе не демонстрировать продиктованную судьбой покорность. Издалека он услышал шум приближавшихся мусоровозов. По крайней мере, сейчас он хоть избавится от громадных мешков, выстроившихся вдоль забора. Внезапно ему в голову пришла мысль: уж не кузены ли Сезара, Альбер и Люси, и были теми скотами, которые вывалили всю эту дрянь к нему в сад? Этот поступок вполне объяснялся их желанием отомстить за непочтительное прощание Матье с ними и его рукоприкладство. Разумеется, это было всего лишь предположение, но вполне правдоподобное.