Глиф

— А то, что всего сто лет назад Житомир был маленьким одноэтажным городишком, что называется, уездного значения. Он и губернским центром-то стал по ошибке, случайно… А потом пришла советская власть, и Житомир постигла участь тысяч других провинциальных городов. Индустриализация. Понастроили заводов, гигантских, как полагается, общесоюзного значения. Соответственно, забабахали спальные районы. Проложили новые маршруты общественного транспорта: от спального района до проходной завода и обратно. Все для блага трудящихся. Оставалось найти этих самых трудящихся… А где их взять? Да из окрестных сел, разумеется. В пятидесятые-шестидесятые годы население Житомира практически удвоилось за счет притока крестьян в город. Культурный же уровень, естественно, упал, потому что быдло принесло с собой свои обычаи. Плевать семечки, разговаривать матом, гадить мимо унитаза…

— Подождите, — перебила Ника. — При чем тут это?

— Терпение, — сказал Радомский, докуривая сигарету. — Имейте терпение… В девяностые, когда система рухнула, заводы встали, а в цехах начали открывать супермаркеты, Житомир одним махом вступил в новую эру. Постиндустриальную, так сказать. В самом буквальном смысле. Толпы безработных, голодных, нищих, а главное — необразованных, некультурных людей мигом оказались в ситуации «видит око, да зуб неймет». Вот они, блага капитализма, рядом, только руку протяни… А фигушки! Конечно, кто-то из работяг приспособился: начал торговать на базаре, устроился токарем в фирмочку по изготовлению обувных полочек, в бандиты подался, наконец… Но основная-то масса по-прежнему пребывает в состоянии фрустрации. А это весьма взрывоопасно. Стадо без пастуха может забрести черт-те куда…

Радомский выбросил окурок и продолжил:

— Мы с вашим дедом вместе разрабатывали методы управления стадом. Не банальные кнут и пряник — а новейшие информационные технологии, применимые в современном постиндустриальном обществе. Задача, которую я поставил перед Загорским, звучала приблизительно так: как заставить (вариант — убедить, уговорить, не важно!) массу людей совершать поступки, бессмысленные, а порой и невыгодные с их точки зрения, и в то же время — нужные, полезные и выгодные пастуху.

— То бишь вам? — уточнила Ника.

— Мне, вам, кому угодно! Важен сам принцип! Чтобы человек делал то, что ему, в общем-то, и нафиг не надо, и делал это бесплатно, да еще и получал чувство глубокого удовлетворения от хорошо проделанной работы!

— Рисовал глифы?

— А хотя бы и глифы! Играть — вот то единственное, что любят делать люди. Вы не поверите, на что способны люди ради какой-то дурацкой игры!

— Почему же… Очень даже поверю… — пробормотала Ника.

— Это был простой бизнес-проект. Я предложил Аркадию Львовичу на выбор несколько объектов. Ночной клуб. Модельное агентство. Салон красоты. Его задача была — «раскрутить» проект при минимальных финансовых вложениях, с помощью так называемого «вирусного маркетинга». Знаете, что это такое?

— Знаю, — кивнула Ника.

— Вот и отлично. Мемы, фокус-группы, вирусные фразы, социальные сети — я, если честно, и сам во всем этом не очень разбираюсь… Загорский, старый сатир — вы уж извините, Ника, но из песни слова не выкинешь… так вот, Загорский выбрал модельное агентство. Нащелкал моих девчонок, стребовал с меня полторы тысячи баксов на рекламную контору «Тульпа» и… пропал. Как самый заурядный мошенник.

— Может быть, пойдем уже? — спросила Ника, поежившись в тонкой ветровке.

Ее не отпускало чувство, что Радомский врет, причем врет нагло, сочиняя прямо на ходу. Дед? Маркетолог? Рекламщик? Сатир? Что за бредятина…

— Пойдем, — согласился Радомский, и они двинулись в сторону Мануильского. — Мне ведь даже не денег было жалко, тоже мне деньги, тьфу! Сам факт… Он мне такой лапши навешал, про игру, да про всякие самоорганизующиеся системы, рост числа участников по экспоненте… У меня сложилось впечатление, что он не до конца понимал, на что способна эта технология.

— Тысячи клиентов стройными рядами пойдут покупать мелки для рисования глифов? — съязвила Ника.

— Сотни тысяч! Сами, добровольно, будут рисовать нужные логотипы, привязывать к себе полосатые ленточки, ставить галочки в нужных клеточках! Это же власть в чистом виде, без стимулов и наказаний, власть, которая в радость стаду! Они же сами хотят, чтобы ими управляли. Давали инструкции. Говорили, как жить. Что покупать, за кого голосовать. И это все — в форме игры, флешмоба, забавы, развлекухи!

— В политику захотелось?

— А почему бы и нет? — пожал плечами Радомский. — Кто-то же должен управлять быдлом…

Ника мимо воли рассмеялась. Наполеон в спортивном костюме, тоже мне!..

— И как? — спросила она. — Получается?

— А! — махнул рукой Радомский. — Все бы получилось, если бы ваш дедуля не начал заниматься ерундой. Он со своим дружком Чаплыгиным начал игру до срока и без моего ведома. В результате события вышли из-под контроля… Хотя я не исключаю, что дед ваш — только без обид — перепродался подороже. Он же все-таки еврей.

— Происки конкурентов? — спросила Ника и, порывшись в памяти, добавила: — Козни Киселевича?