Глиняный бог

Согнувшись, механик и инженер подползли под электромагнитом и оказались возле бронзовой двери, прижатой к раме четырьмя огромными никелированными гайками.

— Что нужно делать? — спросил Терехин.

— Сейчас мы откроем камеру и посмотрим, не растрескалась ли вакуумная прокладка. Возможно, внутрь камеры попал кусок резины, и она газит. Из‑за этого два дня машина не работает.

Они стали молча отвертывать гайки. Затем Терехин потянул ручку двери.

— Включи боковой свет, — попросил Гржимайло.

Терехин щелкнул рубильником.

— Вроде все в порядке, — сказал Терехин, заглядывая внутрь.

— Все, да не все. Смотри, на кольце вмятина. Может быть, течь именно здесь.

— Тут можно положить замазку из сплава. А мне кажется другое. Смотри, противоположная стенка камеры на месте сварного шва немного прогнулась. Может быть, там есть трещина?

Они влезли внутрь камеры и стали внимательно разглядывать сварной шов.

— Что вы здесь делаете? — вдруг услышали они голос за своей спиной.

Оба резко обернулись и увидели дежурного — инженера Абрамова.

— Добрый вечер, Василий Анисимович! Вот, с вентилем что‑то не в порядке, — произнес Терехин. Гржимайло продолжал рассматривать камеру изнутри.

— Как вы собираетесь действовать?

— Вот сейчас немного повозимся, что можно, сделаем, а потом включим для пробы насосы.

— Ну, хорошо. Только перед включением насосов позвоните мне. Я приду посмотреть.

— Хорошо, товарищ начальник, — ответил Гржимайло, не глядя на дежурного.

Тот бесшумно обошел камеру, нагнулся и исчез под башмаком электромагнита.

— Между прочим, очень неприятный тип, — заметил Терехин и влез в камеру. Там он достал из кармана небольшой пузырек с жидкостью и, намочив в ней фланелевую тряпку, протер сварной шов.

— Ну и камера. Целая квартира. И подумать только, из нее за пять минут выкачивают весь воздух, — сказал он, освещая шов ультрафиолетовыми лучами портативной лампы. Шов ярко засиял желтым светом.

— Ага. Вот, есть. Трещина! — воскликнул он.

Действительно, вдоль шва ярко светилась, узкая полоса.

— Ну, это просто. У тебя есть паста? — спросил Гржимайло.

— Нет. Оставил в мастерских, — ответил, растерянно Терехин.

Гржимайло посмотрел на механика и улыбнулся:

— Ворона! Идешь на работу без замазки.

— Да я сейчас сбегаю, мигом, — заторопился механик.

— Мигом. Легко сказать. Бежать почти полкилометра.

— Я быстро. В два счета.

Терехин вернулся только минут через пятнадцать. К его удивлению, дверь в павильон оказалась, запертой, и на его стук никто не отозвался.

Перед ним выросла фигура вахтера в брезентовом плаще.

— Вы Терехин? — спросил вахтер.

— Да, — растерянно ответил механик. — Вот, бегал за материалом, а тут заперлись.

— Медленно бегали, — сказал вахтер. — Ваш начальник, наверное, все исправил и ушел домой.

Терехин оторопел.

— А насосы запускали?

— Этого я не знаю…

Ничего не понимая, Терехин направился к проходной. Он решил, что действительно ходил в мастерскую очень долго. Неудобно получилось. Инженеру пришлось делать его, механика, работу. Но даже если так? Почему он не подождал минут пять? И разве можно проверить вакуум за такой короткий срок? Качать нужно было бы минимум минут двадцать.

В проходной он взял телефонную трубку и позвонил на насосную станцию.

— Курилин? Что это ты так мало качал?

— Сколько потребовали, столько и качал, — ответил Курилин. — Мое дело маленькое.

Терехин домой шел медленно, думая, как нехорошо поступил Гржимайло. Дома он быстро уснул, не подозревая, что в тот вечер произошло страшное событие.

6

Антивещество, с горечью думал Николай, странная штука! Может быть, где‑то во Вселенной его так же много, как обычного вещества в нашем мире. Может быть, за пределами Метагалактики существуют целые вселенные, в которых все состоит из антивещества! А здесь, на Земле, для того чтобы получить всего несколько антинуклонов, приходится строить гигантские установки на миллиардные мощности… Природа дорого берет за то, чтобы раскрыть свои сокровенные тайны. Сотни миллиардов электронвольт для того, чтобы экспериментатор любовался невиданной материей миллиардную долю секунды! Он не видит античастиц. Он видит лишь их тень, их следы в форме прямых линий в толстых фотографических эмульсиях, линий, которые вдруг кончаются и разбиваются на множество других линий, расходящихся в разные стороны. Эти крохотные черные звезды — свидетели катастроф, разразившихся в таинственном микромире античастиц.

Миллиардная доля секунды! Черт возьми, для того ли мы живем и трудимся, чтобы любоваться зрелищем, протекающим в миллионы раз быстрее, чем мысль? Для этого ли в институтах собрались сотни талантливых и умных людей, чтобы устроить себе феерический и дорогостоящий спектакль — смотреть, как рождаются и гибнут античастицы? “Кладбище антипротонов”, — вспомнил Николай слова Самарского, сказанные по поводу одной из проявленных фотопластинок. Действительно, никто никогда не видел античастиц, но зато любой мог любоваться кладбищем, где они захоронены.