Глиняный бог

Он замахнулся на меня, но я успел прикрыться рукой, в которой держал банку, и удар его кулака пришелся по ней. Удар был сильный, банка вылетела из рук, ударилась о стену прямо над моим рабочим столом и разлетелась вдребезги. На стенке образовалось огромное красное пятно, которое быстро стало растекаться во все стороны. Кровью был забрызган весь стол, все мои бумаги. Несколько капель попало на электрическую лампочку и теперь пузырилось на ее раскаленной поверхности.

На мгновение воцарилась мертвая тишина. Все глаза были прикованы к огромному пятну на стене и к шипящим пятнам на лампе. Первым оправился я:

— Простите, что я взялся за это дело, но анализ, как заявил этот господин, был очень срочным…

— Срочным? — произнес Шварц, как бы проснувшись. — Ах да, срочным…

— Кролика только что убили, господин Шварц… — пролепетал белокурый немец.

— Да, только что. Кровь еще была теплой, и нужно было срочно определить концентрацию водородных ионов…

— Да–да. Черт возьми… А я — то думал… Этот негодяй Ганс мне сказал… Фу ты, какая глупость…

Шварц подошел к столу и стал носовым платком вытирать электрическую лампочку. Затем он принялся за мой стол.

Совсем успокоившись, Шварц улыбнулся и, как всегда, добродушно и весело глянул сначала на меня, а после на немца.

— Черт бы меня побрал! А ведь я, кажется, погорячился. Это все негодяй Ганс. Это ему следует задать трепку. Впрочем, не сердитесь на меня ни вы, Мюрдаль, ни вы, Фрелих. Ведь вам, наверное, в детстве влетало ни за что ни про что от отца, который приходил домой не в духе. Поверьте, я хочу для вас хорошего. Пойдемте, Фрелих… Я сам извинюсь перед доктором Грабером за испорченный образец. Мы его повторим завтра. Простите меня, Мюрдаль, еще раз. Ложитесь отдыхать. Уже поздно. Спокойной ночи.

С этими словами Шварц, а с ним и Фрелих, с которым я так и не познакомился, вышли из лаборатории. Выходя, немец продолжал зажимать окровавленной рукой разбитый рот. Мне показалось, что он посмотрел на меня с удивлением.

Когда они вышли, я несколько минут стоял перед столом, залитым кровью. В голове все перемешалось. Я слышал дикую брань доктора Шварца, робкий и удивленный голос Фрелиха, автоматически повторял про себя: “Изольда–два”, “Изольда–два”… Затем я погасил свет и ушел в спальню. Мне совершенно не хотелось спать. Лежа на спине, я уставился в темноту и продолжал думать о всем случившемся. Неужели виной всему плохое настроение Шварца? Или, может быть, что‑нибудь другое? Почему он так набросился на Фрелиха? Почему он вдруг так внезапно остыл? Что ему наговорил Ганс?

Я повернулся на другой бок. В пустыне поднимался ветер, и крупинки песка яростно ударяли о стекла моего окна. В соседней комнате в трубе вытяжного шкафа завывал порывистый ветер… Он крепчал с каждой минутой, и вскоре окна лаборатории задрожали и зазвенели. Песок шипел на все лады, стараясь, казалось, процарапать себе щель в лабораторию, ворваться в нее и засыпать все. Я поднялся на локти и посмотрел в окно. Ночь была кромешная. Песчаная пыль плотной пеленой заволокла небо. Начинался ураган, песчаная буря, которая в эту ночь была второй за время моей жизни здесь. Во время этих страшных бурь в воздух взвиваются тысячи тонн песка. Песчаные смерчи, как обезумевшие, носятся по пустыне, вовлекают в движение новые массы, превращая ночь в ад, день в ночь…

Вдруг среди свиста и шипения до моего слуха донеслись какие‑то странные звуки… Это было какое‑то царапанье, скрежет, потрескивание… Скрежет доносился откуда‑то издалека, из‑за плотной песчаной завесы, отделявшей меня от всего остального мира. С каждой секундой он становился все более и более явственным. Я встал с постели, подошел к окну и прислушался. Царапанье звучало совсем близко, где‑то рядом с окном. Я вглядывался в беспросветную темноту, силясь увидеть то, что было для меня непонятным, таинственным, что вызывало у меня одновременно и чувство страха и чувство любопытства. Я ждал, что вот–вот на той стороне окна появится кто‑то… И вдруг я внезапно осознал, что скрипение и царапанье исходят не снаружи, а изнутри, что звук рождается здесь, в лаборатории, в соседней комнате!

Молниеносно я подбежал к двери и широко ее распахнул. В этот момент скрежет был особенно громким. Казалось, будто в темноте кто‑то пытается вставить ключ в замочную скважину.

Я пошарил по стене и повернул выключатель. Спектрофотометрическая сразу наполнилась светом. Здесь было все так же, как несколько десятков минут назад. И только странный звук теперь наполнял эту комнату. Откуда он шел? Я медленно стал ходить между столами и приборами, подошел к вытяжному шкафу и, наконец, приблизился к большой металлической двери, которая закрывала понижающий трансформатор, который, как я думал, применялся для спектрографа. На серой чугунной двери был нарисован белый череп и две кости, перечеркнутые красной молнией. По–немецки было написано:

“Внимание! Высокое напряжение!”

Я подошел к этой двери. Да, это было здесь! Кто‑то пытался открыть ее с противоположной стороны. Но кто? Разве там не трансформатор?