Но некоторыми нельзя было не восхищаться – с какой же ненавистью к себе мы любили этих некоторых! Даже сейчас, когда я колочу по клавишам, записывая эту повесть, я благодарен всем тем сестрам. Как они усаживали ее на подушки – будто хрупкий предмет, которым она и была. Как они брали ее за руку и разговаривали с ней под напором всей нашей ненависти. Они согревали ее, гасили пожары и, как мы, жили и ждали.
Однажды утром, когда наши мытарства уже приближались к переломному моменту, Рори украл стетоскоп – я так понимаю, в порядке компенсации за то, что нашу мать заменили какой-то самозванкой. К тому времени она вся была желтушного оттенка и больше никогда не стала прежнего цвета. Мы уже хорошо выучили разницу между светлым и желтым.
Она цеплялась за нас: за локти, за мякоть ладоней, за запястья. И снова: образование – так легко было пересчитать все суставы и косточки в ее руках. Она смотрела за окно на мир, такой праздничный и безразличный.
И тоже занятие не из приятных – смотреть, как меняется твой отец.
Видишь, как он сгибается, где раньше не.
Он по-новому спит.
Падает ничком на больничную постель.
Вдыхает воздух, но не дышит.
Столько напряжения внутри.
Изможденное и помятое существо в одежде, у которой вздыхают швы. Как Пенни больше не быть светловолосой, так и наш отец утратил прежнюю фигуру. Они были умиранием цвета и формы. Когда наблюдаешь, как умирает человек, видишь не только его исчезновение.
Но потом она вновь победила.
Как-то выкарабкалась и шагнула за больничный порог. Разумеется, сразу отправилась на работу, несмотря на смерть, что сидела у нее на плече.
Смерть больше не качалась на проводах.
Не жалась к холодильнику.
Но всегда была где-то рядом: в поезде, в автобусе, на тротуаре.
На обратном пути.
К ноябрю ее считали чудом.
Восемь месяцев – и всё жива.
Она еще две недели отлежала в больнице, и врачи ничего не обещали, но иногда они, остановившись возле нас, говорили:
– Не знаю, как ей это удается. Я никогда не видел ничего более…
– Если вы хотите сказать «агрессивного», – ответил отец и спокойно показал на Рори, – то я… видите того парня?
– Да.
– Ну, я ему скажу, чтобы он вас отлупил.
– Простите,
Доктор заметно встревожился, а Рори вдруг проснулся – отцовская фраза подействовала лучше нашатыря.
– Правда? – Он едва ли не потирал руки. – Можно?
– Уймись, я шучу.
Но идея Рори понравилась.
– Да ладно, док, больно только сначала.
– Вы, ребята, – сказал этот врач, – на всю голову двинутые.
Слева донесся смех Пенни.
Она засмеялась, потом сморщилась от боли.
– Может быть, поэтому, – сказала она врачу, – я еще барахтаюсь.
Счастливо-печальное существо в одеялах.
К ее возвращению мы украсили весь дом: серпантин, шары; Томми сделал плакат.
– Ты неправильно написал «добро пожаловать», – сказал Генри.
– А что?
– С одной «Л» надо.
Пенелопа не возражала.
Наш отец принес ее из машины на руках, и впервые она сама ему позволила, – и на следующее утро, прежде, чем первый свет проник в дом, мы все услышали: Пенни играла на пианино.
Всходило солнце, она играла, мы дрались, она играла. Играла, пока мы завтракали, и еще долго потом, и этой музыки никто из нас не знал. Может, в этом и была какая-то зря потраченная логика, например, что пока она играет, она не умирает, – но все мы знали, что смерть скоро вернется, перескакивая с провода на провод.
Не было смысла задергивать шторы или запирать двери.
Она была внутри, была снаружи и ждала.
Она жила у нас на крыльце.
Договор с дьяволом
Прибежав, Клэй увидел, что отец стоит рядом с мулом.
Майкл спросил, как у Клэя дела.
И сказал, что скучал, пока его не было.
– И ты не строил без меня?
– Нет.
Он потрепал мула, но опасливо.
– Этот мост могли бы строить тысячи людей, и со всего мира ехали бы смотреть… но все бы они знали, кому он принадлежит.
Он передал Клэю повод Ахиллеса.
– Только ты и можешь его закончить.
Клэй долго стоял на берегу.
Смотрел, как пасется Ахиллес.
Скоро их накроет вечер.
Его слишком занимала одна мысль, и сначала он не мог понять почему.
Наверное, он просто хотел поговорить с ним.
Легенда Пон-дю-Гара.
Когда-то во Франции, которая тогда еще и Францией не была – дело происходило в древнем мире, – текла река, которую никак не могли обуздать. Эта река в наши дни зовется Гардон.
Веками люди на ее берегах не могли достроить мост, а если достраивали, река его разрушала.
Однажды в город на берегу пришел дьявол и предложил его обитателям сделку. Он сказал:
– Я могу без труда построить вам мост! Я его построю за одну ночь!
А горожане, они почти плакали.
– Но!
Дьявол был страшно доволен.
– Первый, кто наутро пройдет по мосту, достанется мне в полную власть.
Горожане собрались на совет. Долго спорили и наконец порешили.
Они приняли предложение дьявола и всю ночь оторопело смотрели, как он вырезал камни из горных вершин и отовсюду, куда дотягивался. Он жонглировал каменными блоками, швырял их, ставя арки по две-три разом. Он выстроил мост и водовод и утром сел ждать платы.
Он выполнил свою часть сделки; честно выполнил обязательства.