В музыке противоречия жизни исчезают совершенно… она отряхнула прах действительности, всякую грубую определенность, но зато настежь открывает она глубокие тайники нашего духа, где задача жизни становится для нас понятною, хотя этой задачи мы не можем выразить словами…
Два последующих года, до первого заграничного путешествия в 1830 году, 24-летний Мишель жил в Петербурге особой жизнью, свободной от служебных обязанностей. Позволить себе такую роскошь могли лишь немногие из дворянской молодежи. Прежние чины нужно было заменять значимым публичным имиджем, и он примерял на себя социальные роли, существующие на тот момент в русском музыкальном пространстве.
Виртуоз
Первая роль — виртуозного пианиста — Глинкой уже опробована. К 1828–1830-м годам его знали в первую очередь как исполнителя-импровизатора. Глинка действительно составлял конкуренцию другим русским пианистам. Но на этот факт редко указывают в его биографиях.
В его фортепианном стиле преобладает мелкая пальцевая техника. Из-под его рук рассыпался сверкающий бисер звуков. Его виртуозность была помножена на вокальную певучесть звука. Все музыкальные «высказывания» Мишеля на инструменте определялись атмосферой, условиями и традициями светских гостиных. Его мастерство оставалось в рамках восприятия фортепиано как камерного инструмента. Эта линия дальше практически не найдет своего продолжения. Роль светских салонов в развитии музыкальной культуры скоро станет второстепенной, хотя этот способ музицирования не исчезнет вовсе, а превратится в прерогативу любителей. На первый план выйдут большие концертные залы, а значит, и другой стиль исполнения — заявленный в первую очередь Ференцем Листом, мальчиком-вундеркиндом, начавшим публичные выступления в 1824 году. У Листа фортепиано сможет заменять целый оркестр.
Но даже сегодня, когда уровень развития фортепианной техники можно сравнить со скоростями болидов, вариации для фортепиано Глинки может сыграть далеко не каждый студент высших музыкальных учебных заведений. Для современного концертирующего пианиста они могли бы стать элегантным украшением программы{173}. Жаль, что они так редко звучат на концертной эстраде{174}.
Глинка продолжал совершенствовать технику с еще большим упорством после знакомства со знаменитостью — польской пианисткой Марией Шимановской (1789–1831). В Петербурге проживало не так много выдающихся пианистов, и приезд в 1828 году Шимановской, с успехом концертировавшей в странах Европы, вызывал ажиотаж у столичной публики. Гёте называл ее «пленительной богиней музыки», еще ее прозвали «Фильдом в юбке»{175}. По приглашению императорского двора она стала придворной пианисткой и преподавательницей игры на фортепиано в царской семье. Она снимала просторные апартаменты в бельэтаже дома на Итальянской улице{176}, которые превратились в модный музыкальный салон. Дом находился недалеко от Михайловской площади{177} и Невского проспекта. Здесь образовался центр музыкального искусства: хозяйка Михайловского дворца великая княгиня Елена Павловна устраивала салоны в Белой гостиной, по соседству проживали братья Михаил и Матвей Виельгорские, известные музыканты, меценаты и организаторы престижных музыкальных салонов.
Глинка посещал все салоны Михайловской площади. У Шимановской он выступал соло, играл, скорее всего, свои вариации — к этому времени появились циклы на известную русскую песню «Среди долины ровныя»{178} и на темы из оперы «Фаниска» Луиджи Керубини{179}. Он аккомпанировал ее дочкам, обладавшим хорошими голосами. Часто программа вечеров была исключительно фортепианной, что уникально для тех лет. Традиционно концерты состояли из двух-трех отделений, в которых вокальные номера соседствовали с симфонической и камерной музыкой[128]. Салон Шимановской задавал другую моду. Здесь царили рояль и польские жанры: музыкальные баллады, пришедшие в музыку благодаря популярному Адаму Мицкевичу, и мазурки{180}.
Успех Шимановской и выступления в ее салоне, что было престижно, рождали у Глинки грезы о карьере концертирующего пианиста. Но ненадолго…