Глинтвейн на двоих

После занятий английским, дотащившись до своей квартирки, Аня почувствовала себя настолько изнуренной, что ей не захотелось уже возиться с пиццей. Просто взяла и запекла в духовке несколько бутербродов. К горячим бутербродам она достала бутылку темного пива из холодильника. Пена тихо таяла у самой кромки высокого бокала. Она глотнула ледяной жидкости и поднесла к губам горячий запеченный бутерброд.

Аня представила, как однажды в этой квартирке появится он, и она наполнит его бокал пивом и он поблагодарит ее улыбкой, и громко захрустит бутербродом, а потом, как мальчишка, испугается этого хруста, и положит бутерброд на тарелку, и выпьет пива. А она будет рассказывать — о своем особенном отношении к нему, о том, как она приходила на его лекции и садилась в первом ряду, чтобы он ее заметил, и записывала в конспекте порой немыслимые вещи, и они перечитают ее конспект, и вместе посмеются. А потом они вспомнят, как произошло чудо — как он первый сделал шаг — навстречу ей.

То, что произойдет позже, не принесет ни унижения, ни стыда. Она угадывала в нем человека, который неспособен унизить женщину, тем более в любви. Нужно ли тут особое умение? Просто бесконечно доверять друг другу и прислушиваться к другому, как к себе. Тогда все произойдет без унижения, боли и стыда. Даже неловкость, оплошность, неопытность — все возместится их доверием друг к другу.

Она почти ощутила на своих руках, груди прикосновение ее Друга. Бережное, как будто он трогал цветок.

И в этот момент раздался телефонный звонок.

Говорил тот, кого Марина называла «бывшим». Не прошло и года, как они развелись. Но и во время их недолгого супружества он, как выяснилось, встречался с женщиной, на которой теперь был женат.

— Анька, привет, — торопливо проглатывая звуки, заговорил он, и она подумала, сколько он уже успел выпить. Трезвый он не звонил ей никогда. Почти безошибочно она угадала дальнейший ход разговора.

— Как учеба? Как твой английский? Сникаешь помаленьку? — как всегда, он торопился, как будто боялся, что слегка одеревеневший язык застрянет на каком-нибудь слове. — Не скучаешь?

— Не скучаю, — вставила она, но он не расслышал.

— Может, вместе поскучаем? — он явно торопил события.

— Вы что, опять со Светкой поцапались? — спросила она, стараясь придать голосу ледяную интонацию.

— О чем ты? Ерунда все, — та же скороговорка. — Так что, тряхнем стариной? Беру бутылку сухача и выезжаю.

Она представила, как он вваливается в квартиру, грузный, с багровый лицом, еще не остывший от скандала со Светкой и хлопнувший по этому поводу. В ином состоянии он тут не появлялся. Он рассядется на кухне и начнет жаловаться на Светку, которая его не понимает, да и Аня его не понимала. Как будто это она, а не он ушел к другой. Польются крокодиловы слезы, а она должна будет ему сочувствовать. Потом, подогревшись бокалом сухого вина, он приободрится, повеселеет, и уже через полчаса потянет ее в спальню.

Почему она никогда не находила в себе силы отказать ему? Может быть, виной всему первое прикосновение, от которого ее всегда бросало в сладостную дрожь? Даже сейчас, держа в руках телефонную трубку и вспоминая это прикосновение, она чувствует, как по спине забегали мурашки, как будто он уже провел по ней рукой.

После этого она уже никогда не могла совладать с собой. А он, чувствуя это, жарко дышал ей в лицо винными парами, поспешно срывал с нее одежду, торопился, утоляя свое желание. Как правило, где-то на середине пути она обычно переживала острый приступ унижения — как ковш холодной воды, отчего ее возбуждение улетучивалось. В этой короткой схватке победителем выходил он, ей же оставалось чувство, неудовлетворенности и стыда.

Может быть, права была Марина — не стоило доводить отношения до такого? Наверное, если бы она запретила ему приходить сюда, раз и навсегда…

— Так что? Я выезжаю? — дышал он в трубку.

— Нет, — ответила она, — не выезжаешь.

Чувствовалось, как он опешил.

— Ты что? Переучилась немножко? Я через полчаса…

— Нет, — еще тверже вымолвила она. — И не думай даже. Я не открою.

— Да ты что, Анька? — не верил он своим ушам. — А, понимаю! У тебя… это самое… ну мы что-нибудь… как-нибудь…

— Я тебе еще раз говорю: нет. Не что-нибудь и не как-нибудь.

— Анька… ты это… наверное… перезанималась английским, — он все больше запинался. — Я… понимаю… Может быть, я…

— Запомни: у меня все в порядке. Но тебя я не хочу здесь видеть.

— Ну, я завтра еще позвоню, — взмолился он. — Можно?

— Звони, если делать нечего, — сделала она уступку. И, испугавшись, что пойдет дальше, положила трубку.

В этот момент ее кольнуло что-то, похожее на сожаление. Может быть, ощущение пустоты в большой кухне. Ужин на столе, который не с кем поделить.

Но тотчас же пришло успокоение, как будто кто-то опять коснулся ее руки — как тогда, когда профессор взял из ее пальцев ручку, чтобы исправить ошибку в конспекте. У нее потеплело на душе. Пришло ощущение маленькой победы — пока только над собой.