Глиссандо (СИ)

Проследив за его массивной фигурой, я перевожу взгляд на Лили, которая тоже смотрела на него, но сразу, как столкнулась со мной, перестала. Теперь она изучала овощи на дне своей тарелки, пытаясь делать вид, что ее здесь нет. Но она была здесь, а у меня остались вопросы.

— О чем вы говорили вчера?

Лили тихо вздыхает. Наверно, она знала, что ей рано или поздно нужно будет отвечать, чего она уже и не хочет, кажется.

— Мы говорили о том, что нас связывало.

Марина издает тихий смешок, но даже он свидетельствует о крутых поворотах и какой-то странной смене позиций, что произошла незаметно, буквально за одну ночь. В смешке не было прежнего яда, агрессии и ненависти, он скорее был чем-то вроде привычки. Не более. Лили на него даже не отреагировала, а положила вилку, сжала руки на коленях и перевела взгляд в окно.

— Он не обратился ко мне при вас из уважения. К вам. Знает, что всем не особо приятно слушать о наших отношениях, но они все же есть.

— И что он сказал? — повторяет Адель, и Лили бросает на нее короткий взгляд.

— Он сказал, что я была нужна ему. Он был одинок, а я очень похожа на Ирис. Внешне.

— Как мило.

На по-прежнему едкий комментарий Лекса, она тоже не реагирует, а смотрит теперь на меня и еще тише продолжает.

— Он дал и мне конверт. Там была дарственная на мою квартиру, машину и счет. Все, как он когда-то обещал.

Раньше я бы непременно ядовито поздравил ее с выигрышем, но сейчас не чувствую ничего. Перевожу взгляд в тарелку, начинаю мерно резать мясо. По факту мне как-то абсолютно плевать, да и честно это — Лили выполнила свои обязательства. Контракт закрыт, издержки не предусмотрены с обоих сторон. Чин по чину. На сто процентов.

— Он просил кое о чем меня…

— О чем же? — спрашиваю безучастно, спокойно, при том не притворно, а действительно спокойно.

Это какое-то благословение. Я могу свободно дышать от рухнувших в моей больной башке стен.

— Он просил не говорить никому, что вас связывало.

Резко перевожу внимание на нее, а Лили придвигается ближе, кладет руку на мою и хмурится сильнее, говорит тише, но при этом тверже.

— Макс, он напуган, и боится он не за себя, а за тебя. Он пытается тебя защитить. Искренне пытается. Пожалуйста, всего один раз, не делай глупостей.

Также резко, как перевел взгляд, я поднимаюсь и разворачиваюсь к лестнице. Киплю. Потому что, черт возьми, какого хрена?! Он всю жизнь мне изрезал на лоскуты, а теперь «волнуется»?! «Заботится?! С чего вдруг, твою мать?! Почему он не мог просто быть мне нормальным отцом, который действительно был мне нужен?! Прислоняюсь к двери своей комнаты и смотрю в потолок, медленно считаю от десяти до нуля. Чувствую, как ненависть начинает расползаться по телу, разносимая кровью, как самый опасный токсин, а я пытаюсь вспомнить, как мне удалось его нейтрализовать так, чтобы бесследно…

Август

— …Я же сказал, что приеду, твою мать! — рычу в трубку в ответ на очередную реплику отца, а сам хожу кругами вокруг одинокого дуба на границе моего участка.

Я так злюсь. Снова злюсь. Все остальное выжигается, как будто и не было ничего и никогда, оставляя за собой одну густую, липкую субстанцию — ненависть. Отбив звонок, я стою еще какое-то время, закрыв глаза и направив лицо в небо. Его ласкает теплый, летний ветерок, пахнет сырой травой, а дополняет картину стрекот кузнечиков. Здесь спокойно, но увы, я даже сейчас не могу оценить полноту картины, потому что в голове только и звучит, что голос этого ублюдка. Он раздает приказы и «наставляет» на верный курс, и мне вот интересно, будь он на моем месте, каково бы это было? Спорю на что угодно, несладко. Тогда почему все именно так?! Почему нельзя нормально?

Ох, это вечный вопрос, на который я устал за столько лет искать ответ. Даю себе еще одну минуту, чтобы успокоиться, потому что не хочу идти в дом в таком состоянии. Я снова сорвусь на Амелии, снова ее обижу, а мне этого совсем не хочется. Мне больше нравится, когда она улыбается, а не прячет от меня глаза…

В доме тихо. Перед его звонком мы лежали рядом: она была на мне, я ее обнимал, и мы разгадывали глупый кроссворд. «Занятие для старперов», так она это называет обычно, когда приходит ко мне и ложится по-хозяйски, прежде покрутившись. Она всегда крутится, устраивается поудобней, точно как кошка, и это заставляет меня улыбаться.

— Амелия?

Зову ее, уставившись вглубь темной гостиной, откуда раздается ее тихий голос.

— Закрой глаза.

— Зачем?

— Просто закрой глаза.

— Нет, — усмехаюсь, опираясь спиной на прозрачную дверь и складывая руки на груди, — Что ты задумала?

— Боже, ты что мне не доверяешь?

Мне хочется сказать в своем привычном, саркастичном стиле, мол, хах, еще чего! Но вместо этого я улыбаюсь шире и закрываю глаза.

— Ты закрыл?

— Закрыл, но теряю терпение.

— Не нуди, — фыркает, а я прислушиваюсь к шороху.

Она выходит из кладовки? Скорее всего. Что задумала? Хмурюсь, но не успеваю ничего сказать, потому что она тихо меня опережает.

— Ты точно закрыл глаза?

— Амелия.

— И не будешь подглядывать? Пожалуйста.

— Скажи, что происходит, и я подумаю.