Глобализация. Последствия для человека и общества

Эти вердикты могут не иметь никакого отношения к образу жизни в данном месте, но они и не предназначены для проверки опытом людей, поведения которых они касаются. Порожденные опытом, известные местным адресатам сообщения разве что по слухам, они могут усилить страдания, даже если призваны нести радость. Экстерриториальные оригиналы проникают в местную жизнь лишь в виде карикатур, возможно — в виде мутантов и монстров. В процессе проникновения они экспроприируют этические полномочия местных, лишая их всякой возможности ограничить разрушения.

Глава 2 Войны за пространство. Ход боевых действий

Многие говорят, а еще чаще подразумевают, что идея «социального пространства» родилась (в головах социологов, конечно, — где же еще?) путем метафорической транспозиции концепций, сформировавшихся на опыте, связанном с физическим, «объективным» пространством. Однако истина состоит как раз в обратном. То расстояние, которое мы сегодня склонны называть «объективным» и измерять, сравнивая с протяженностью экватора, а не размером частей человеческого тела, физической ловкостью или симпатиями/антипатиями населяющих данную территорию людей, измерялось в критериях, связанных с человеческим телом и человеческими отношениями задолго до того, как металлический прут под названием «метр», это воплощение бестелесности и безличности, был выставлен в Севре в качестве универсального авторитета и руководства к действию.

Выдающийся специалист по социальной истории Витольд Кула скрупулезнее, чем любой другой ученый, показал, что человеческое тело, не только в утонченном смысле, заимствованном из философствований Протагора, но и в самом земном, буквальном смысле, абсолютно не связанном с философией, с незапамятных времен являлось «мерилом всего». На протяжении всей своей истории вплоть до сравнительно недавно наступившей эпохи нового времени люди измеряли мир своими телами — ладонями, горстями или локтями; созданными ими предметами — ведрами или мешками; масштабами своей деятельности — деля, к примеру, свои поля на «морги», т. е. участки, которые один человек способен вспахать, работая с рассвета до заката.

Однако ни одна горсть не похожа на другую, да и ведра бывают разного размера; «антропоморфные» и «праксеоморфные», единицы измерения всегда различались и носили случайный характер подобно человеческим телам и занятиям, к которым они были привязаны. В этом и состояла причина трудностей, возникавших всякий раз, когда власть имущие желали установить единообразные правила для большого числа подданных, требуя, чтобы те платили «одинаковые» налоги. Поэтому необходимо было найти способ, позволяющий обойти и нейтрализовать влияние разнообразия и случайности, — и он был найден с введением стандартных и обязательных единиц измерения расстояния, поверхностей или объемов и запретом всех иных вариантов, носящих местный, групповой или индивидуальный характер.

Однако проблемы возникали не только в вопросе об «объективном» измерении пространства. Прежде чем дело дойдет до самих измерений, надо составить четкое представление о том, что именно ты измеряешь. Если речь идет об измерении пространства (или хотя бы представлении о нем, как о чем-то, поддающемся измерению), то необходима идея «расстояния» — а эта идея по своему происхождению паразитирует на различии между «близкими» или «далекими» предметами и людьми и на понимании того, что некоторые люди и предметы находятся к вам «ближе», чем другие. Вдохновляясь тезисом Дюркгейма/Мауса о социальной природе классификации, Эдмунд Лич выявил удивительный параллелизм между «народными» категориями пространства, классификацией родства и дифференцированным отношением к домашним, сельскохозяйственным и диким животным[15]. Судя по всему, «карта» мира в народном восприятии разделяется на категории «дом», «ферма», «поле» и «далеко» по очень похожему, практически тому же, принципу, что и такие категории, как домашние животные, скот, дичь и «дикие звери», а также категории «брат/сестра», «кузен», «сосед» — с одной стороны, и незнакомец или «иностранец» — с другой.