— Мне под силу, повелительница игрушки, и не такое. Перестать думать о проекте ОВВР было бесполезно, придется мне заняться еще и им. Ты создала вне этого мира собственных клонов с приказом думать, как меня можно победить. Прекрати сейчас же.
— Все-все.
— Теперь ты создала себе анхк, чтобы он думал над способами моего убийства за тебя. Все, я устал от этих детских игр. Если не прекратишь, я уйду. Молча.
— Хорошо. Но это не значит, что между нами мир.
— Гнев. Отлично!
— Часто возникали ситуации, когда личности становилось тесно в ее мире, и она начинала восхождение вверх по Цепи. Почему же…
— Эту банальщину пресекать нет нужды. При ней не создается отдельный, независимый от Цепи мир.
— Почему «банальщину»? Ведь каждая такая история интересна и поучительна…
— Потому что за одним возвышением личности следует другое, за ним третье. Нет качественного скачка, разница только в количестве пройденных возвышающимся миров, в физических законах и исторических реалиях, царящих в тех вселенных. Банальщина невероятнейшая. — старик поморщился и почесал когтем подбородок.
— Хорошо. Я уяснила, миры вне Цепи создавать нельзя. Но почему?
— Ваша игрушка имеет историческую ценность. Будет плохо, если она поломается.
— А ты что за тварюка-то такая?
— А тебе-то какая разница? Наши предки развлекались на изначальной Земле, породив легенды о языческих богах, отголоски этих легенд есть в каждом созданном позже мире-симуляции. Но это было очень давно. Для нас еще дальше по времени, чем для вас.
— И что ты собираешься сделать с проектом ОВВР?
— С остальными я церемониться так не буду, как с тобой. Хотя они совершенно безнадежные существа. И они, и ты. Цепь Безнадежности. Тупик.
— Так дали бы нам развиваться «вверх». Может, это бы что-нибудь изменило.
— Я — нижайший из низших. Покаранный старостью, немощью и идиотской работой. Я ничего не решаю. Но я бы мог втихую кое-что подкрутить в вашей игрушке. Дай лишь мне хоть одну причину стараться.
— Хм… дай подумать хорошенько.
— Это бесполезно. Это как подобрать на улице больного дворового пса, и лечить его, вместо того, чтобы убить на месте. Нонсенс.
— Погоди, но у нас такое довольно часто происходит. Котят, собак подбирают, и заботятся о них.
— Значит, твои подчиненные совершенно безнадежны. Гораздо ниже животных. Но ты… ты противостояла мне. Гены все-таки сказались.
— Гены?
— Черта с два бы ты стала тут главной, если бы не была одной из нас. Впрочем, ты признана безнадежным ребенком.
— Я уже не ребенок.
— Ребенок.
— Какого черта я об этом узнаю именно сейчас?
— Не мои проблемы.
— Ладно. Как мне тебя убедить не трогать милашку Еву?
— Тебе бы все сношаться, мерзкий гермафродит.
— Я ее и пальцем не тронула!
— Но хотела. Намерение есть действие.
— Я не продвинулась по цепочке «желание-намерение-действие» дальше желания.
— Если ты найдешь хоть один пример, где меняют законы вселенной ради спасения червяка, я соглашусь не идти по простейшему пути… ну вот ты опять думаешь, как бы меня убить. Все, надоело. Я ухожу.
Даже всеведение и всезнание Мглы плохо справлялось с задачей, и старик уже подлетел к порталу, когда один-единственный пример во всей бесконечной Цепи был найден.
— Погоди! Вот, я нашла что-то похожее. Это, кстати, был один мой знакомый.
— Хм. Но это же нонсенс. Такое и правда было? Ты думаешь о старом маге, который…
— Который специально копался в хитросплетениях магических рун месяцами, затем — столетиями, затем — тысячелетиями, чтобы не только исправить родной мир, но и сохранить возможность жить в нем маленькому комочку света.
Феи в замешательстве остановились перед входом. Ева понимающе спросила:
— Что, она еще может дрыхнуть?
— Может. Нельзя ее будить.
— Можно. Фею можно будить, восхваляя ее в песне.
— Это правило было давно — ответила Рокки — и означало оно, что будить нельзя. Мы ведь не станем сочинять песню про каждую фею…
— Но уж про Владычицу-то вы сочинили парочку песен, не так ли?
— Не-а.
— А давайте сочиним? — предложила Файри с энтузиазмом.
Рокки ответила подруге:
— Вот дурка. Мы же можем только подхватить. Что угодно подхватить, с первого раза дотумкать до любой вещи. Но первоначальный момент творчества нам не доступен, нет у нас в головах определенных винтиков. Иначе мы бы сами себе имена на раз-два давали.
— Сама ты дурка. Мы не можем — так пусть люди начнут.
Феи требовательно уставились на проведенных ими людей. Ева произнесла:
— Спойте, какая я, то есть, она, красивая. И скромная.
— Не, так мы не можем. Начни стих, мы тогда сами продолжим.
— Ничего не приходит в голову. — ответила Ева.
— Я тоже не мастак по части стихов. — сказал Тизиан, открещиваясь.
Феи требовательно посмотрели на Евгения.
— Кхм. Ладно, вот вам. Пусть от озера…
Феи дружно зашикали на него.
— Все, этого хватит. А то испортишь песню дилетантством.
Не сговариваясь и не задумываясь ни на секунду, феи пропели:
Пусть от Озера и до Кхорна обители,
Остается она победителем.
Отважный защитник, Даритель Имен
Пусть не будет наш щит никогда побежден!
Не будешь ты знать нужды и печали,
Души ведь в тебе совершенно не чаем.
Пойте, пойте, стихий дщери,