Дмитрий ЛИВАНОВ. Из новой поэтической трилогии
«ГЛОБАЛЬНОЕ ПОТЕПЛЕНИЕ»
…и потом я решаюсь и спрашиваю у нее: ты же знала, конечно, знала еще тогда? А она улыбается: Господи, чудо мое, ты такой же как был совершенно, иди сюда. Этот город, не помню имя, давно под водой, ее губы гораздо жестче, чем я забыл, в нашем смехе усталость и жуть, а в объятьях боль, и чего-то же я и вправду ей не простил… Помню только забавные мелочи, вроде монет с тонким слоем просыпанной пудры в кармане моем, были вьюги весной и студеный предутренний свет, а что не было счастья — так мы же всегда так живем.
Мы живем, мы довольны, мы с кем-то успешно спим, говорим, говорим — и находим пока, о чем. Ты смешная, я вовсе не жажду равняться с ним, повернись в полупрофиль, я вспомню тебя еще. Слишком много с тех пор накопилось неважных вещей, даже газ по дешевке, а мы про любовь и про смерть, с каждым годом все муторней, мягче, уютней, теплей, — я когда-то кричал, а теперь удается терпеть…
Но мы можем с тобой, если хочешь, прямо сейчас, и не ври, что не знаешь правил этой игры, что термометр на стенке Господней настроен по нас — и когда-нибудь все оно рухнет в тартарары.
Начинается ночь, не хотелось бы что-то решать, как и всем, по привычке живущим в этой стране. Дорогая, прости, оглянись потихоньку назад.
Если б мы не расстались тогда, было б хуже.
И холодней.
Часть вторая
7. Культурный шельф
Мидии шкворчали на раскаленном солнцем ржавом листе, подпрыгивали, некоторые раскрывали створки, но все равно оставались безнадежно сырыми. В отличие от Юлькиных носа и плеч, прожаренных по самое не могу.
Периодически она отползала под прикрытие куцей тени домика, но наглые чайки только того и ждали — приходилось выскакивать с воплем, дребезжанием железа и гулким гудением пустот под ногами: тогда здоровенные птицы лениво взмахивали крыльями и отлетали в сторону, как правило, все-таки прихватив в клюве мидию-другую. Серега, выкарабкиваясь на поверхность, матерился почем зря. Правда, в воде он сидел практически безвылазно, сволочь.
Когда Юлька предложила нормальную и разумную вещь: нырять за мидиями по очереди, — его на ровном месте сорвало с катушек. Минут десять подряд оператор Сергей Василенко, известный на студии своей неподъемной ленью и мирным нравом, орал во всю глотку, что он мужчина, добытчик и воин! — а она, женщина, должна, блин, знать свое место, а именно готовить еду, гонять чаек и не бухтеть. Ужас, что делает с людьми (и, главное, с какой скоростью!) экстремальное погружение в герметичную модель традиционного социума, размышляла Юлька. Даже интересно понаблюдать, как далеко его занесет в мужском шовинизме, в частности, относительно широты понимания ее, Юлькиных, женских обязанностей. Ладно-ладно, размечтался. У нее и в мыслях не было безропотно принимать навязанную ей социальную модель. Просто очень уж хотелось печеных мидий. А ну кыш!..
На небе не виднелось ни облачка, и, отражая его голубизну, культурный шельф синел ярко и чисто, как море. Смотреть против солнца на берег на получалось, сразу слезились глаза. Впрочем, по Сережкиным расчетам, до полудня дайверы должны дрыхнуть. После чего он всерьез намеревался трансформироваться из добытчика в воина и даже отковырял уже от конструкции базы гнутый кусок арматуры. Ну-ну, Юлька бы посмотрела.