Глобальное потепление

По дороге к ливановскому рукопожатию он успел вкрадчиво склониться над ручкой исполнительного директора — «о, Алина!..» — и дружески хлопнуть по плечу вконец сникшего Пашу. Блондинка самоаннигилировалась, снова опередив наблюдательные возможности Ливанова. Жаль.

— Читал, — сообщил Олигарх Львович, сунув ему сухую дощечку руки. — Произвело впечатление.

— А что именно? — заинтересовался Ливанов. Читательские отзывы до сих пор его живо будоражили, ничего он не мог с собой поделать. Кстати, надо будет найти тут где-нибудь комп и заглянуть, давно не был, в сеть, погонять на предмет оных поисковик…

— Ваши книги, — снисходительно втолковал ему Львович. — Идемте.

Ливанов был готов к новым каскадам лестниц и уже занял тактическую позицию возле Алиного локотка, но ничего подобного: прямо на крыше они сели в прозрачный лифт, на приличной скорости заскользивший вниз сквозь перемычки потолков-полов и пространства комнат, словно погружаясь в глубину слоеного пирога. И внезапно затормозил, только-только Ливанов начал входить во вкус и считать этажи.

Еще раньше, чем раздвинулись створки, он разглядел в белизне просторного зала яркий натюрморт во всю длину фуршетного стола от стены до стены. Особенно вдохновляюще стояли штабелями разноцветные бутылки, но блюда с разнообразной закусью и вазы с фруктами смотрелись тоже ничего. Ливанов целеустремленно шагнул из лифта и увидел, что и людей в комнате полно, причем сплошь невероятные красавицы в струящемся и длинном, приправленные пятьдесят на пятьдесят лощеными господами в демократичном и светлом. Все они уже держали наготове бокалы шампанского, свеженалитые, с опадающей на глазах пеной. Ливанов и моргнуть не успел, как ему налили тоже. Тонкое стекло обожгло льдом, как-то даже слишком при здешней прохладе. Видимо, тут любили похолоднее абсолютно всё, такая вот островная особенность. Надо проверить, хохотнул Ливанов, распространяется ли это на женщин.

— …и публицист Дмитрий Ливанов! — провозгласил между тем Львович. — Предлагаю поднять бокалы в честь гостя, а затем будем общаться в непринужденной обстановке. Ваше здоровье, Дмитрий Ильич!

Ливанов кивнул и выпил, заломило зубы. И ринулся непринужденно общаться с ближайшей красоткой, светлопепельной, на вид, как и бокал, обжигающе холодной, прямо-таки кристаллообразной; интересно, загадал он, как скоро удастся ее размягчить и растопить. Параллельно (больше одной жизненной дорожки кристаллической диве было никак не занять) выпивая, насыщаясь и с любопытством осматриваясь по сторонам.

Во всем огромном зале не было, естественно, ни одного кондишена. Не имелось тут и ничего даже отдаленно похожего на сцену для презентаций. Был зеркальный паркет, абстрактная живопись на стенах и струящиеся портьеры вдоль трехстворчатого панорамного окна. Приглядевшись, Ливанов сообразил, что это не окно, а выход на лоджию, и, прихватив бокал коньяка (чуть менее холодного, чем шампанское) властно потянул свою даму на воздух; та поддалась с надменным ледяным звоном, однако же поддалась, никуда не делась. А балконы Ливанов любил всегда. С достаточно высокого балкона можно многое рассмотреть.

Зажав женщину-кристалл подмышку и убалтывая ее в автоматическом режиме, Ливанов оперся на парапет и оглядел открывшуюся с высоты панораму. Относительно вблизи Остров производил странное впечатление. Дворцы, коттеджи и виллы стильной либо с претензией архитектуры лепились друг к другу где вплотную, где окруженные периметром приватности, по территории прямо пропорциональной крутизне владельца. Местами виднелись живописные голые скалы, их на Острове осталось немного, если остались вообще, мало ли что там виднеется. Синими полупрозрачными куполами поблескивала на понтонах скрытая от глаз инфраструктура. Растительность зеленела фрагментарно и геометрически, она не казалась живой, да и вряд ли была: в лучшем случае комнатные переростки в горшках, в худшем — та же виртуалка. Да и сам Остров в целом производил впечатление абсолютно ненастоящей, полувиртуальной цивилизации, смоделированной по довольно пристойному, но глубоко чуждому Ливанову вкусу. Ощущение довершал горизонт, ненормально близкий, замкнутый, зыбко очерченный миражом кондишенного купола.

Женщина под рукой, кажется, слегка согрелась и размякла, под невесомыми складками уже без сопротивления нащупывалась ее грудь, что-то вроде круглого затвердевшего холодца: силикон, поморщился Ливанов. Впрочем, он не удивился бы, если б узнал, что островным женщинам уже научились программировать выступающие части тела. Настоящим здесь ничего не могло быть по определению, не вписывалось бы в стиль.