Глобальное потепление

Он как раз наливал ей, в несколько приемов, присаживая пену, когда подрулил кинокритик Половцев, самое оно. Писал он поверхностно, нудновато и часто злобно, однако в целом правильные вещи, а в жизни был хоть и наглый не по способностям, но славный и, главное, безотказный, Юльке пригодится.

— Место встречи изменить нельзя! — шумно поздоровался кинокритик; коротким знакомством с Ливановым он гордился и подчеркивал всячески. — Те же на Соловках. И?..

— Это Юлька, — сказал Ливанов. — Не обращай внимания, она никому не дает, даже мне. Как оно вообще по жизни? Программа хоть ничего?

Знакомить женщин с Половцевым можно было только так: во-первых, в нем пробуждался интерес, а во-вторых, развивался в нужном направлении. Но Юлька об этом не знала и очень забавно обиделась; нет, правда, Ливанов влюблялся в нее все больше. Половцев плеснул ему коньяку, и процесс пошел:

— Вечно ты шутишь, Дима. Когда тут была нормальная программа? Отстой, как обычно, даже хуже. Оленьковский «Валентинку» привез, ну да ты, думаю, в курсе. Самое смешное, стопудово чего-нибудь возьмет. А вы актриса, Юля?

— Я документалист, — уронила она, к ливановскому изумлению, совершенно правильным, слегка скучающим тоном. — Вот, запускаюсь на днях с одним проектом, называется «Глобальное потепление»…

— Очень интересно, — очень заинтересовался Половцев. — Расскажите.

Юлька повернулась к нужному человеку передом, а к ненужному пока Ливанову, соответственно, задом, и принялась непринужденно излагать, то и дело прикладываясь к шампанскому и скрещивая ножки, нисколько не замаскированные драной джинсой. По-видимому, зря он за нее волновался: в искусстве быстрого встраивания в бессмысленную на первый взгляд, но пользительную на будущее тусовку она, похоже, давно и прочно преуспела.

Вот и замечательно, умница девочка, да ты ведь и сам лет пятнадцать-двадцать назад затем и посещал подобные мероприятия, чтобы выловить удачу, то и дело принимающую пошлое обличье подвыпившего критика или игриво настроенной чиновной дамы. Разумеется, такие случайные броуновские пересечения неспособны оказать настоящее влияние на судьбу, особенно если дело касается творчества (как надеются все начинающие самовлюбленные бездари), однако ускорить процесс, направить его куда надо таки могут, хотя казалось бы. Другое дело, на выходе оно все равно не имеет смысла; но в Юльке еще слишком много юного, дерзкого, девчоночьего, чтобы по-настоящему понять и поверить.

— По-моему, тебя бросили, Ливанов, — сказала Извицкая. — Или мне кажется?

— Тебе кажется, дорогая, — автоматически откликнулся он.

Обернулся. Она стояла слишком близко, словно и не подошла, а материализовалась прямо здесь, за столиком, меньше чем в метре за спиной. Смотрела блуждающе, ни на чем не фокусируя рассеянный зеленый взгляд; и потянуло болотом, сыростью, ковром из ряски поверх зыбкой топи, по которой ты ходишь уже давно, вот только последнее время ухитрился заставить себя позабыть об этом.

Извицкая была в свободной зеленой тунике, глухой под горло, с длинными широкими рукавами, но точно такой же минимальной длины, как и Юлькины шорты. И ноги у нее такие же стройные и загорелые, отметил Ливанов, единственное, без волосков, золотящихся на икрах, и свежей ссадины на коленке.

— Это и есть твоя банановая журналисточка?

Отвечать ей было нельзя. Стоит ответить — и независимо от его «да» или «нет» все, связанное с Юлькой, еще неопределенное, веселое и захватывающее, как полет на карусели, — посыплется, нивелируется, перестанет существовать, потеряет какой-либо смысл. И тогда останется только топь, бездонная, непобедимая, подернутая тонким слоем ряски цвета извицких глаз. Именно из-за нее, внезапно осознал очевидное Ливанов, из-за вечной склизкой топи под ногами, в этой стране и невозможно счастье. И ведь никуда она не денется, не осушится под воздействием глобального потепления. Единственное, что мы можем поделать — грубым и унизительным самообманом убеждать себя, будто это и есть твердая земля.

— А? — Юлька глянула через плечо. — Ты меня звал?

Звал. Хорошо, что она услышала.

— Познакомься, — сказал Ливанов. — Это Извицкая, она… короче, неважно. А это Юлия Чопик, известная телеведущая и талантливый документалист.

Ага. Намертво сцепившись взглядами, обе встали в симметричную стойку бойцовых рыбок, затем Извицкая сканирующе окинула Юльку с головы до ног, а Юлька Извицкую — с ног до головы. Обе остались недовольны результатом, обе сделали скоропалительные и в целом ошибочные выводы. Ливанов сгреб обеих подмышки и даже сумел удержать в таком положении секунды полторы, одинаково хрупких и теплых на ощупь: никогда я не пересплю ни с той, ни с другой, не почувствую разницы, хотя казалось бы. Отпустил, и обе резко пустились демонстрировать индифферентность ему и друг дружке, набирая на тарелки фуршетную жратву.

Извицкая прорезалась первой: