Ельцин придерживался иной стратегии. Предшественника Примакова на премьерскому посту Виктора Черномырдина Ельцин назначил в апреле 1999-го, после начала бомбардировок НАТО сербских городов, спецпредставителем по урегулированию кризиса в Югославии. Черномырдин не пошел по пути Примакова. Напротив, экс-премьер выбрал, по сути, тактику смыкания с позицией западных стран. Возможно, из собственных расчетов, но, возможно, на это его нацелил сам Ельцин, исходя из той логики, что в конце концов югославский кризис будет преодолен, а России не стоит из-за Сербии ссориться с западными странами. Здесь надо еще раз подчеркнуть большую внутреннюю слабость Ельцина как руководителя страны — Запад он по-прежнему рассматривал как одну из гарантий сохранения своих позиций и собственной безопасности.
Интересные характеристики главным действующим лицам с российской стороны дает Строб Талботт, бывший в то время заместителем госсекретаря США, занимавшийся югославским кризисом. В своей книге «Знаток России» (The Russia hand), вышедшей в 2002 году в Нью-Йорке, Талботт пишет: «Из лидеров бывших советских республик наиболее активно в поддержку операции НАТО выступал Эдуард Шеварнадзе, президент Грузии». По словам Талботта, вскоре после начала военных действий Шеварнадзе встретился с Черномырдиным в Тбилиси. «Черномырдин, — продолжает Талботт, — сказал ему, что Ельцин ненавидит Милошевича и считает его более виновным, чем США, в кризисе, который поставил под угрозу отношения России с Западом. Черномырдин также подтвердил недовольство Ельцина Примаковым,
Как спецпредставитель по югославскому урегулированию, Черномырдин работал в тандеме с Марти Ахтисаари, финским дипломатом, в те годы президентом Финляндии, который был спецпредставителем ЕС по Югославии. Они разработали план урегулирования. Фактически это был ультиматум главе Югославии Милошевичу. План содержал ряд пунктов, которые категорически отвергались Белградом, включая вывод сербских войск из Косово. На мой взгляд, Черномырдин, при одобрении со стороны Ельцина, сыграл здесь предательскую роль по отношению к Сербии. Его позиция при выработке плана мирного урегулирования лишила Милошевича какой бы то ни было опоры. После того как Россия отказалась хоть в чем-то встать на сторону Сербии и фактически поддержала западный ультиматум, тот был вынужден согласиться. Без поддержки хотя бы одной из великих держав совокупной мощи Запада он противостоять никак не мог.
Мое отношение к маневрам Черномырдина и Ельцина я сформулировал в те дни в статье под названием «Отвращение», опубликованной в «Независимой газете», где выразил резкое несогласие с линией Черномырдина и со всей политикой ельцинского руководства по Югославии.
После этой истории пошли слухи, что Черномырдин надеялся получить Нобелевскую премию мира на паях с Ахтисаари за «урегулирование» югославского кризиса. Фактологических подтверждений этим слухам нет. Но логика поведения Черномырдина указывала на то, что он решил примкнуть в этом вопросе к НАТО и заработать себе очки на Западе. Возможно, не понимая, что Запад совершенно не собирался делиться с российскими государственными деятелями какими бы то ни было лаврами. Черномырдина использовали, на переговорах похваливая и похлопывая по плечу, использовали в том числе для нейтрализации сторонников более жесткой линии в российском, прежде всего, военном руководстве. С его помощью западные политики показали, что Россия является частью западного варианта урегулирования косовского кризиса силовыми методами. Ни о справедливости, ни о международном праве говорить не приходилось.
Кстати, в итоге бывший российский премьер, мечтавший в 1998 году заменить больного, слабеющего Ельцина, остался практически ни с чем. Премию мира он не получил, а на высокую должность Ельцин его не вернул. Статус депутата Госдумы и Председателя Совета директоров Газпрома в 1999–2000 годах вряд ли можно было считать большим утешением. Зато он удостоился высокой оценки за свои действия в мемуарах бывшего замгоссекретаря США Строуба Талботта.
Вскоре после этих событий, вызвавших значительное напряжение между Москвой и Вашингтоном, Ельцин решил продемонстрировать восстановление партнерских отношений с западным альянсом. На саммите «большой восьмерки» в Кельне 18 июня 1999 года Борис Николаевич заслужил аплодисменты Клинтона как верный друг Соединенных Штатов. При этом в администрации отрыто иронизировали по поводу упрямого убеждения Ельцина, что он и Клинтон составляют «большую двойку» — идеи, к которой он постоянно возвращался в ходе встреч с Клинтоном.