Позже, когда эту тактику разоблачили, разразился большой скандал. Но американская система отличается тем, что, как правило, информационные атаки, включающие непроверенную или заведомо ложную информацию, активно используются для подготовки страны к принятию решений, нужных правящей элите. А когда спустя годы поставщиков фейковых новостей разоблачат, это уже не имеет особого значения — очередное преступное решение уже было принято, дело сделано. Так было в случае с началом военных действий во Вьетнаме, с обвинениями в адрес Милошевича и т. д. Эта практика составляет важную часть американской «демократии».
Иракская нефть также не была, по моему убеждению, главной причиной войны. Безусловно, и сам Буш-младший, и Чейни, и помощница Буша-младшего по национальной безопасности К. Райс, и ряд других фигур в администрации Буша хотели бы наложить лапу на иракскую нефть. «Ближний Восток, обладающий двумя третями мировых запасов нефти и возможностями добычи с минимально возможными затратами, по-прежнему является самым желанным призом», — заявлял Дик Чейни. Но нефтяной фактор был частью лишь общего фона американской агрессии — в том смысле, что США в принципе лучше иметь дело со странами, обладающими крупными запасами, в качестве политических союзников, а не противников, которым, конечно же, был Саддам Хусейн. Но просто присвоить себе иракскую нефть, отняв ее у иракского государства после свержения Хусейна, США никак не могли. Развитие событий полностью подтвердило это.
Новое правительство Ирака установило жесткий контроль над нефтяными доходами, деньги от экспорта нефти поступают в бюджет страны, а по закону, как и прежде, нефть принадлежит государству. Более того: новое иракское правительство провело прозрачные тендеры на добычу нефти иностранными компаниями. В результате право на добычу получили лишь 2 компании из США — «Оксидентал» и «Эксон», а также 2 российские, 2 китайские, 3 британские, 3 малазийские компании и по одной из ряда других стран. И затевать ради этого войну было совершенно бессмысленно. Для США важно, чтобы крупная нефтяная страна на Ближнем Востоке была лояльна к их интересам, но прямой и безусловной выгоды от доступа к иракской нефти, которая могла бы оправдать длительную, кровопролитную и дорогостоящую войну, обошедшуюся США более чем в 1,7 трлн долларов, США от иракской нефти не получили и получить не могли.
Перед началом войны в США ссылались также на то, что Ирак представлял угрозу для Израиля. Этот фактор называют одной из причин войны. Действительно, Саддам Хусейн выступал с воинственными заявлениями в адрес Израиля и периодически обстреливал его территорию ракетами СКАД. Но все обстрелы свелись к незначительным разрушениям, обошлось без жертв. Ни разу ракета не попала в поселок или в город. Не думаю, что Саддам Хусейн ставил такую задачу. Скорее, ему важно было показать, что Багдад имеет такую возможность. Это была демонстрационная политика, не ставившая перед собой каких-либо военных задач. Конечно, это тревожило руководство Израиля и могло оказать определенное влияние на администрацию Буша, которая воспринимала защиту Израиля как одну из своих приоритетных задач. Но все же само по себе это не было достаточным для начала войны: Израилю гораздо больше угрожали ракетные обстрелы с территории Ливана, но по этой причине США не захватили Ливан.
Но все же не было того, что в США называют «smoking gun» — «дымящегося пистолета» (эффекта, когда выстрелил человек — и его поймали с дымящимся пистолетом в руках), указывающего на конкретную и масштабную угрозу со стороны Ирака. Саддам Хусейн не дал ни одного подтверждения того, что у него в руке дымящийся пистолет. Да, он угрожал Соединенным Штатам, но угрожал лишь решительным ответом на их возможную агрессию — мол, американская армия будет похоронена в Месопотамской пустыне, но это было не более чем бравадой.
Идеологическое обоснование — убеждение, будто США хотели «распространить демократию» на весь Ближний Восток и решили начать с Ирака, — не выдерживает критики. Когда администрация Буша говорила, что с падением Хусейна и демократизацией Ирака произойдет демократизация всего региона, то это был лишь способ оправдать войну. Можно допустить, что среди наиболее фанатичных идеологов «либерального интервенционизма» были также те, кто действительно верил в эту химеру: степень идеологизации американской внешней политики гораздо выше, чем принято считать. Но для ультра-циничных деятелей типа вице-президента Чейни или министра обороны Рамсфельда, как и для озабоченных гегемонией неоконсерваторов, это была не более чем пропагандистская болтовня.
Так чем же была вызвана агрессия США против Ирака, если очевидных рациональных оснований, пусть даже цинично рациональных, у нее не было?