Сущностью «феномена власти–собственности» является фактическое право власть имущих распоряжаться коллективным достоянием в ходе организации общественного производства и централизованного перераспределения (редистрибуции) материальных благ. Как убедительно показал Л. С. Васильев, представления о собственности как об особой сфере отношений в обществах архаического типа фактически не существовало. Регулярное присвоение правящей верхушкой фиксированной доли труда и доходов населения осуществлялось благодаря выполнению ею ведущих социально–экономических, административно–политических, военных и культовых функций. Из этого следует, что раннеэксплуататорские общества возникают в процессе монополизации знатью организационно–управленческой сферы, определяющей возможность присвоения части совокупного общественного прибавочного продукта при отсутствии или крайней неразвитости частной собственности на основные средства производства, в первую очередь, на землю.
Сегодня можно считать твердо установленным, что не появление частной собственности на средства производства повлекло за собой рождение эксплуатации и социального неравенства, а усложнение общественной организации, связанное с усилившейся дифференциацией сфер деятельности, привело к делению людей на две основные группы: управляющих и управляемых. Первые, монополизирующие власть–собственность на общественные ресурсы, организуя производство и перераспределение материальных благ, концентрируют в своих руках прибавочный продукт и расходуют его, в значительной степени, в целях укрепления престижа. Общественное разделение труда ведет к социальному расслоению, эксплуатации и имущественному неравенству.
Общество, в системе которого власть–собственность на основные ресурсы коллектива сосредоточена в руках наследственной социальной знати, организующей общественную жизнедеятельность и концентрирующей в своих руках (благодаря праву редистрибуции) совокупный прибавочный продукт, является раннеклассовым. Такое понимание раннеклассового общества в целом соответствует тому, что Л. С. Васильев определяет в качестве раннеполитических структур, а В. П. Илюшечкин называл сословными раннегосударственными обществами. Такая общественная структура характерна для ранних цивилизаций и поэтому с таким же успехом может быть названа раннецивилизационной, раннегосударственной или раннеполитической.
На следующем этапе социально–экономического развития, по мере парцелляризации производства и развития частного предпринимательства, в обществе формируется прослойка лиц, владеющих средствами производства на частнособственнических основаниях и, соответственно, сословие, лишенное средств производства. При этом верховная государственная (административно–бюрократическая или сеньйорально–вассалитетная) власть–собственность (в античном мире выступавшая в виде власти–собственности гражданской общины–полиса) по сути сохраняется, хотя и в несколько ограниченном объеме.
В результате между власть имущими и рядовым населением, ведущим в рамках общин мелкое натуральное хозяйство, вклинивается прослойка разбогатевших собственников, эксплуатирующая разоряющихся соплеменников (через арендаторство, долговое кабальничество, наем и пр.) и/ или иноплеменников–рабов. Однако эта прослойка собственников, особенно в традиционных обществах восточного типа, остается подчиненной, нередко фактически бесправной, по отношению к классу–сословию государственной бюрократии (например, китайских «шеньши»).
Правящая бюрократия эксплуатирует рядовое население через налоговый аппарат (в который постепенно трансформируется редистрибутивная система), тогда как более или менее активная прослойка предпринимателей–собственников и (или) как правило принадлежащих к слою правящей знати землевладельцев, в свою очередь, эксплуатируют труд так или иначе зависимого от них круга лиц. Таким образом, государственно–бюрократической эксплуатации подвергаются как объединенные в общины мелкие производители — непосредственно, так и вовлеченные уже в частный сектор, не имеющие собственных средств к существованию лица — опосредованно, через налоговый прессинг на предоставляющих им работу предпринимателей. Подобное типично и для постсоциалистических, и для постколониальных стран.
При этом если на Востоке в силу экономической необходимости в централизованной организации общественных (особенно сельскохозяйственноирригационных) работ господство государственной власти над «собственностью» в любых ее формах неизменно сохранялось веками и тысячелетиями, вплоть до экспансии западного капитализма, то в Западной Европе, в силу целого ряда причин, о которых обстоятельнее будет сказано ниже, «собственность» постепенно не только обособляется от «власти», но и становится в оппозицию к ней, противополагает себя ей, а затем, в ходе буржуазных революций, побеждает и подчиняет «власть», превращая государственную машину в орудие своего классового господства.