Глобальный капитал. В 2-х тт. Т. 2

Наследуя (в снятом виде) достижения и противоречия монополистического капитала (первой стадии своего «заката»), поздний капитализм середины века рождает новый блок переходных отношений, становящийся (в большей или меньшей мере) неотъемлемым слагаемым позднего капитализма - отношения частичного ассоциированного (на привычном языке можно было бы сказать - демократического социального) нормативного общенационального регулирования экономики.

Его субъекты хорошо известны - «социальное демократическое государство» (мы это понятие неслучайно взяли в кавычки: в своей основе это государство остается политической формой власти капитала) как ограничитель и регулятор рынка, капитала и других параметров общественной жизни, вкупе с различными формами добровольного ассоциирования трудящихся, граждан (прежде всего профессиональные союзы, но также органы местного самоуправления, женские, экологические, творческие союзы, НПО и многое другое).

Соответственно, сам этот этап может быть содержательно охарактеризован как период подрыва власти денег (универсального средства развития рыночного мира и меры ценности, снятых на данном этапе своего развития в форме финансового капитала) и развития переходных отношений, соединяющих товарно-денежные и ассоциированные, нормативные механизмы регулирования.

Эти изменения были вызваны к жизни глубинными процессами, характеризующими «закат» экономической общественной формации и рыночной капиталистической системы. Эмпирически они описываются как мощные технологические сдвиги, связанные с научно-технической революцией и как мощные социальные сдвиги, связанные с прогрессом «Мировой социалистической системы» и других сил, называвших себя антиимпериалистическими.

Кроме того, важнейшим фактором победы социал-реформизма стало возникновение и в итоге поражение различного рода диктаторских форм частичной социализации капитала.

Здесь следует сделать важный акцент: эта попытка капитала найти ответ на вызовы объективно востребованной социализации экономики и в реакционных формах псевдоассоциирования¹⁸ была неслучайна. Национал-социалистические, фашистские, милитаристские диктатуры по многим параметрам (включая потенциал уничтожения антикапиталистических сил) были более адекватны задачам сохранения и укрепления гегемонии корпоративного капитала, нежели социал-реформизм. Неслучайно поэтому установление таких диктатур на много лет (а кое-где и десятилетий) во многих метрополиях позднего капитализма (Италия, Германия, Испания, Португалия, Япония), странах Восточной Европы и Латинской Америки. Эта попытка решить проблему социальных альтернатив на путях диктатуры крупного капитала и лавочника вызвали чудовищное политическое и идеологическое мракобесие, геноцид народов СССР и других стран, евреев, цыган. Она спровоцировала Вторую мировую войну и появление оружия массового уничтожения, впервые примененного одной образцово «цивилизованной» капиталистической страной (США) для уничтожения двух городов и сотен тысяч мирных жителей другой, с точки зрения либерализма, несколько менее «цивилизованной» (Японии) в 1945 году.

Для нас, однако, важен не только более чем обоснованный пафос негации этих диктатур как человеконенавистнических, но и политикоэкономическая квалификация их как регрессивной формы реакции корпоративного капитала на необходимость государственного регулирования экономики, частичного ограничения социального неравенства и преодоления пределов перенакопления капитала. Для решения всех этих проблем диктаторские режимы закономерно выбрали наиболее адекватный для реакционной модели реформирования частного капитала путь милитаризма и внешней экспансии, характерный и для «классического» капитализма, и особенно для империализма. Государственные военные заказы как простейший и выгоднейший для капитала способ его государственного регулирования, принудительные милитаристские (а потому подконтрольные капиталу и государству) формы социализации рабочих, военная экспансия вовне как способ снятия внутренних пределов накопления и повышения доходов «рядовых» граждан не за счет сокращения доходов корпораций, возвышение роли «среднего класса» (в данном случае - составившего опору фашизма и получившего доступ к верховной власти «лавочника»), искусственная канализация классовых противоречий в борьбу с «расово-неполноценными народами» (славянами и евреями, китайцами и цыганами.) - все это политэкономические квалификации фашизма, национал-социализма и т.п. как реакционных, более того, душегубских в буквальном смысле слова форм социализации¹⁹.