Глобальный проект

— Я звонить не стану, я там никому ничего не должен. Кажется, мои товарищи даже не заметили, что я ушел. — Гасан понимал, что рискует. Наверняка, многие видели, как доктор и бабушка увозили на особенном, очень приметном автомобильчике заболевшего пацана. Кроме того, Вожена предъявляла документы и в больнице, и на посту ГАИ. Найти ее будет совсем нетрудно, если она указала в регистрационных анкетах пансионата не только свой, но и Димкин адрес. А уж в московской клинике координаты ребенка есть обязательно. Так что очень скоро за Гасаном прибудут его чечено-американские товарищи. Или другие люди предъявят все тем же врачам и администраторам свои красные книжки с золотым тиснением, и Гасана Сабитова найдут другие товарищи — товарищ майор и товарищ капитан, а может, и сам товарищ генерал заинтересуется. Но уйти сейчас некуда. Он — лицо кавказской национальности, без регистрации, попадется под первым же фонарем. Пусть все идет, как идет. Если найдут, значит, убьют — живым он не дастся ни в те, ни в другие руки. Будет сидеть на мягком диване перед телевизором, смотреть новости со всего света и ждать, когда хозяйка приготовит настоящий ужин. Возможно, он будет похож на ужины Марии Яновны, которую похоронил собственный дом, рухнувший во время бомбежки. Гасан знал это от людей, пришедших в их поисковый лагерь из Грозного. И знал наверняка — были бы живы, ползком приползли бы откапывать дочь и внучку. Хорошо сказала эта Вожена про дорогие могилы, которые нечасто доводится навещать… Он бы тоже навещал нечасто, раз в день, или в два, или в три… Он бы приходил к ним, а так, когда нет могил — они приходят сами, во сне, в бреду, в горьких мыслях.

Телевизор так никто и не включил, гость задремал на диване, уронив пульт на мягкий ковер.

Вожена подобрала его и вдруг вспомнила, как в далекой молодости Маша Пекарская, смеясь, рассказывала, что ее чеченский муж не пьет. По крайней мере, не пьет так, как наши мужики.

— У них водку на стол ставить не принято! — шептала она. — Вино можно, и то по праздникам. Они и самогонку не гонят, и коньяк про запас не держат…

— Счастливая, ты, Маша! — сказала тогда тридцатилетняя, пожилая, как им казалось, соседка с пятого этажа, муж которой спился до свинского состояния. А она не понимала, как это — праздник без водочки да без коньячка. И гостям не весело, и самой скучно…

«Ничего не забывается, — удивилась Вожена, укрывая гостя-спасителя пледом. — Сейчас, через тридцать с лишним лет, она бы тоже предпочла непьющего пьющему, а тогда казалось — смешно. Проснется мальчик, надо будет расспросить его подробней, как там Мария, как ее муж, как Гуля. Вроде, девочка там подрастала, внучка, Димки на пару лет постарше. Адрес не забыть взять, и телефон».

Гасан проснулся так же мгновенно, как и уснул. Часы показывали семь — спал он почти час, но не отдохнул совсем. Снились Бела, неожиданно оказавшийся в номере чужак без лица, не сразу замеченное пятно крови на темной куртке венгра. Снова звучала каркающая брань раненых латиносов, крик Захара и шепот растерянного Ильяса.

«Эх, Димка, если тебе было суждено пережить приступ, пусть бы он случился на десять или хотя бы на пять минут раньше. Но тогда бы Гасан ничего не узнал о смерти Белы и непременно вернулся в «Асторию». И все равно попался бы… Тупик, для него везде тупик, куда ни побеги, ни пойди. Огромный, так и не сдвинутый когда-то с места камень-талисман превратился в круглую стену, растущую вверх безнадежным колодцем. Небо и солнце все дальше, уже почти не видны.

Приоткрылась дверь, потянуло густым аппетитным ароматом. На пороге возникла Вожена, румяная, с перекинутым через плечо кухонным полотенцем, в фартуке поверх элегантного клетчатого костюма. Но ее лицо не казалось счастливым или умиротворенным.

— Гасан, мне только что звонили. Один мой знакомый из пансионата. Там сегодня было что-то страшное. Сразу после того как мы уехали, примчались военные, даже стреляли. Кажется, кого-то поймали, другие ушли. Этот мой товарищ спрашивал про тебя.

— И что, что вы ему сказали? — Гасан чуть не закричал.

— Сказала, что ты простился со мной в больнице. Взял деньги на такси и отбыл обратно. Я уверила его, что тебя здесь нет и никогда не было. Так что сейчас ты спокойно ужинаешь и рассказываешь мне все, что сможешь. Давай, умывайся и к столу. Не бойся, сюда никто не войдет — я никому не отопру. Эту дверь можно только взорвать или открыть специальным ключом. Из всей обстановки роскошной можно считать именно ее — за сыном охотился рэкет, и он потратил на замки и броню целое состояние.

Гасан вяло поднялся, поправил мятое покрывало, аккуратно сложил плед, сунул ноги в шлепанцы.

На кухне был накрыт не стол, а низкий восточный столик на коротких складных ножках, по полу были разбросаны подушки.

— Кальяна не хватает, — грустно пошутил гость.

— Я подумала, что так нас не будет видно из окна, если кто-то захочет подсмотреть. Давай есть. На самом деле, я и водочки принесла, но сейчас не знаю, стоит ли предлагать…