Капитан осознавал, что в его положении имелись весьма деликатные аспекты и что, быть может, Монфалькон не станет использовать стражника против него, но был слишком близок к осуществлению задуманного и не хотел рисковать. К тому же смерть какого-то стража пройдет незамеченной. Тело можно, в самом-то деле, спрятать навечно, если сие необходимо.
Он достиг двери доктора Ди и по ней постучал. Изнутри донеслись осторожные скрипы. Была убрана решетка. Показались несколько воспаленные глаза доктора, сделавшиеся менее настороженными, узнав благодетеля.
– Пройдите, сир! Я как раз ее подготовил. Опасаюсь, увы, что требуется усилить мощь снадобья. Управлять ею стало куда труднее. Взгляните! – Он хохотнул, одергивая ночную рубашку. – Она расцарапала мне шею. Вы ведь в силах помочь мне, капитан Квайр, как помогали мне ранее?
Капитан выказал заботу:
– Разумеется, доктор.
– Она – создание чудеснее всех чудес. Никогда не знал я симулякра прекраснее. Однако я говорил вам сие много раз. Наша наука не в состоянии произвести столь совершенное, почти человеческое существо. Ну вам ведомы мои неудачи. Неудачи мастера Толчерда. Вы понимаете, я жалуюсь не на какую-либо мизерную неисправность, но…
– Я понимаю. Она неистовствует.
Доктор Ди кивнул и вздохнул:
– Она не ручная, сир. Уже нет. И она очень сильна.
– Я сделаю что в моих силах. До тех пор будьте осмотрительны.
– Ох, она красива. Неотразима. Убей она меня, сир, я умер бы чрезвычайно счастливым.
– Я пришел по другому делу, доктор Ди. Я нуждаюсь в помощи. В стенах непорядок. Безумец возглавил банду головорезов. Безумца следует умертвить.
– Умертвить? Зевес! Кто он? Мы в опасности?
– Есть шанс одержать над ним победу. Но мне нужно больше того яда, что вы однажды мне ссудили. Того, что трудно обнаружить.
Ди кивнул.
– Вестимо. Кое-что осталось. Но почему необходимо умерщвлять безумца отравой такого рода? Сойдет любой простой яд, если уж нужно его отравить. Я бы даже решил, что лучше всего насадить безумца на меч, капитан Квайр. Вы можете использовать ваш меч, сир, я уверен.
– Яд необходим без промедления.
Ди колебался, встревожен реакцией Квайра.
– Я думаю… – Затем он пришпорил себя. Ему стало страшно. – Вы поможете мне с нею?
– Едва завершу дела.
– Вы клянетесь, капитан? – Он был жалок.
– Я был добр к вам, доктор, и редко просил об услугах.
– Вы весьма умный философ, сир, сие мне ведомо. – В сомнении: – Потому я предполагаю, что ваши дела не могут быть порочны. – Так Ди убеждал себя, продвигаясь к стеклянному шкапу. Он вручил Квайру фиал. – Вы скоро вернетесь?
– Как и обещал. И, доктор, не забудьте об осмотрительности. – Квайр выпрыгнул из помещения в настроении, что стало приподниматься. Он спешил на поиски своей подсадной сучки, своей миленькой Алис Вьюрк.
Глава Тридцатая,
Лето отпечаталось на осени наивнушительнейше, и октябрь тринадцатого года Глорианы стал самым теплым из вспоминавшихся. Ветерок ни единым дуновением не прогонял угрозу войны, равно не остывала и страсть Глорианы к маленькому возлюбленному. Эйфория Двора если и нарастала, то частным образом, в то же время озленные послы бороздили коридоры и Приемные Палаты и алкали нетерпеливее, как алкали нетерпеливее их хозяева, разведданных, делаясь все зависимее от пересудов, кривотолков и фабуляций (стократ разросшихся после появления во дворце Квайра); подавляющая масса посланников желала заверений от Королевы, дабы информировать свои родины о практичности мира, однако, будучи неспособны добыть новости, они ничего не могли противопоставить жаркой говорильне о флотах и армиях, артиллерии и кавалерии, авторитету вроде бы точных терминов, что маскировали уродство и нелепицу хаоса, на описание коего претендовали. Извлекались карты и пускались в плавание бумажные флоты, все с обычными глупыми церемониями, и трезвомыслящие мужчины в отчаянии поглядывали на Королеву, надеясь на монарший, материнский приказ отставить игрушки прежде, чем перебранки перейдут в перестрелки.