Глориана, или Королева, не вкусившая радостей плоти

– Если честно, – сказала та, – я отчасти разделяю твою дилемму, ибо знаю, что должна была испытать больший ужас. Однако же в моем заточении было нечто успокоительное. С меня снялась всякая ответственность. И сир Томас Жакотт, раз уяснив, что я ему друг, оказался добрым товарищем. Мы подолгу беседовали. Нас погребли столь глубоко и побег был столь немыслим, что можно было выбирать любые темы из множества. То был, во многих отношениях, выходной. Для склонных к фатализму, во всяком случае.

– Но ты ведь останешься при Дворе?

– Я могу возвратиться. Но не тотчас же. Мне потребен воздух Ская.

– И ты возьмешь Убаша-хана с собой?

– В качестве гостя. – Уна улыбнулась. – Он безбрачен, сказал он мне. Обет.

– Аха. Обет. – Она отдалилась.

– Ты все чахнешь по Квайру?

– Он изменник.

– Жакотт так не считает. Жакотт придерживается мнения, что он пал жертвой лорда Монфалькона.

Глориана пожала плечами:

– Что ж, оба уже исчезли.

– Я не таю на него зла, – сказала Уна. – Ибо ты, Глориана, так его любишь.

– Я не люблю ничего.

– Ты любишь Альбион.

– Я люблю себя. То и другое – одно. – Ее тон не был горек. Хуже того: он был безнадежен.

Уна колебалась.

– Я останусь. Если ты полагаешь…

Глориана покачала огромной головой.

– Езжай на Скай со своим татарином. – Она сдвинулась с места, как похоронный барк, дабы встать у окна, изгоняя из комнаты свет. – Ты рисковала жизнью ради Державы. Я не дам тебе рисковать душой ради ее символа.

– Ах, Глориана!

Подруги обнялись. Уна заплакала, но не было слез в хладных очах Королевы.

Глава Тридцать Четвертая, В Коей Прошлое Всплывает Вновь и Старые Враги Кладут Конец Своей Распре

Альбион, поскольку война была избыта и арабийский флот рассеялся еще прежде встречи с Томом Ффинном и Жакоттами, вновь познал оптимизм, и наконец возродилось Рыцарство. Королева строила планы Странствия, сожалея лишь о том, что ей не может содействовать графиня Скайская. Сир Орландо Хоз сделал предложение Алис Вьюрк и получил согласие. Ныне, когда Квайрово влияние улетучилось, он обнаружил в ней невинность. Сира Амадиса Хлебороба с женой пригласили во дворец, и те, явившись, приняли формальные контробвинения, хотя основной целью Королевы было предложить сиру Амадису должность Канцлера, а с нею и эрлство. Тот же упросил дозволить ему вернуться в Кент. Он сказал, что утратил вкус к государствоуправлению. И Глориана познала одиночество, равного коему не ведала никогда, и всякую ночь чахла по злодейскому своему любовнику, и голос ее разносился по опустевшим туннелям и склепам сокрытого дворца, покинутому сералю, и слышны были ее рыдания; но никогда не упоминала она имени возлюбленного, даже там, во тьме балдахина. Осень день за днем делалась холоднее, но год по-прежнему был неестественно тепел. Татария оттянулась от границ с иноземьем. Короля Касимира переизбрали королем Полония. Леди Яси Акуя, потеряв надежду на Убаша-хана, возвернулась в Ниппонию. Гассан аль-Джиафар был принят как жених принцессой Софией, сестрой Рудольфа Богемского, а лорд Шаарьяр был вызван в Арабию для экзекуции и явно удручился, когда приговор отменили. Последние листья ниспадали с деревьев и сугробами возлежали на тропах. Сир Орландо Хоз был сделан Канцлером, главой Тайного Совета, адмирал же Ффинн стал заодно с ним главным советником Королевы. Мастер Галлимари и мастер Толчерд представили еще одно популярное зрелище, на большом дворе, Механической Харлекинады, посещенное Королевой, аристократами и простолюдинами. Сир Эрнест Уэлдрейк предложил в плаксивых виршах руку и сердце леди Блудд, коя пьяно и рьяно приняла предложение. Гермистонский тан, неосознанно подбивший лорда Монфалькона на последнее мщение, исчез в ревущем шаре мастера Толчерда и более в Альбион не возвращался. Доктор Ди оставался в своих апартаментах, противясь визитам даже самой Королевы. Его эксперименты, сказал он, имеют первостепенную ценность и не могут быть узримы несведущими. Его ублажили, хотя к нынешнему моменту считали вконец рехнувшимся. Множились гипотезы о судьбе Монфалькона, коего большинство полагало наложившим на себя руки, и Квайра, что очевидно скрылся через Паучью дверь и влился в полусвет прежде, чем сбежать за кордон. Королева обходила обоих безмолвием. Графиня Скайская, как и обещала, ничего не сказала о Квайре и отказалась его обвинить. Сир Томас Жакотт не отступался от убеждения, что злодеем, бросившим его в темницу, был Монфалькон. Сир Орландо Хоз хранил молчание по двум резонам: он был от природы тактичен и должен был защищать репутацию невесты. Джозайя Патер эмигрировал в Мавретанию.